Форум » Уайтхолл » "Все больше людей нашу тайну хранит..." » Ответить

"Все больше людей нашу тайну хранит..."

Генри Киллигрю: Позднее утро 2 мая 1665 года, один из дворцовых коридоров.

Ответов - 47, стр: 1 2 3 All

Джеймс Монмут: Обычно участь испепелять приятеля уничтожающим взором выпадала на долю герцога Монмута, а Рочестер в своей очаровательной и нахальной манере эти яростные взгляды игнорировал, и чрезвычайно редко – наоборот. Поэтому не было ничего удивительного в том, что герцог предоставленной возможности не упустил. К тому же он не собирался забывать, что граф вчера серьезно провинился перед ним. Джеймс ничего не ответил на тонкое замечание Рочестера и обратил все свое внимание на Киллигрю. – Вы преувеличиваете, – скривил губы Монмут, бесцеремонно сдергивая Генри с риторических высот на грешную землю. – В Сохо не водилось девственниц со дня его основания. Воздух там такой или что-то еще… Лучше перейдите сразу к разбойникам, – попросил Джеймс с эгоистичной настойчивостью человека, которому еще ни разу не доводилось падать носом в грязь.

Джон Рочестер: - Для того, чтобы узреть маленьких зеленых человечков, вовсе не обязательно глухой полночью выбираться за городские ворота, - назидательно заметил Рочестер. - По слухам, достаточно употребить правильное количество скверного джина, и они сами придут к вам. Правда, ни разу не слышал, чтобы им загадывали другое желание, кроме как "Опохмелиться!" Но вы изрядно раздразнили наше любопытство, Киллигрю. Джон решил быть великодушным и не применять к Монмуту трюк с царственно приподнятыми бровями, перенятый у леди Уилмот. - Неужели вы так много задолжали, чтобы решиться на смертоубийство? И какая потеря столь невосполнима, что вы все еще никак не можете успокоиться? Такое впечатление, что девственницу вы все-таки нашли, и, вдобавок ко всему, она не досталась ни вам, ни Азраилу... Рочестер припомнил собственный разбойничий трофей в виде Овидия, и чуть поморщился - вряд ли те, кто обчистил Гарри, поживились чем-то большим, чем пустой кошель.

Генри Киллигрю: - И опять-таки склоняю голову перед вами, милорды,- выражение лица молодого человека отражало названное чувство во всей его полноте.- Кто другой, кроме образованнейших и знатнейших людей Англии стал бы производить столь сложные опыты, рискуя собственным драгоценным здоровьем на благо отчизны? Но вы изрядно раздразнили мое любопытство, милорд...- с сияющей улыбкой он вернул графу то самое выражение, с которым Рочестер приступил к расспросам минуту назад.- Предлагаю сделку: я рассказываю вам о разбойниках, перейти на которых от шлюх мне так настойчиво советует Его светлость, а вы поделитесь, в каком заведении вам подавали столь скверный джин, чтобы мне никогда там не появляться и не вторгаться в ваше законное владение, идет? Впрочем, если оно возле Старых ворот, то я и сам в те места больше не ходок: развлечения в духе Карла Девятого мне не больно-то по сердцу, во всяком случае, когда дубинка гуляет по моей собственной спине.


Джон Рочестер: - По рукам, Гарри, - почти весело хмыкнул Рочестер, - а то вдруг мои зеленые человечки переметнутся на вашу сторону и, чего доброго, доставят вам с того конца радуги мой горшок золота... Кстати, "перейти со шлюх на разбойников" - это тема для премилого стишка об уголовных наказаниях. Вместо того, чтобы ссылать и вешать, можно поменять местами честных потаскух и арестованных грабителей... - мысли графа унеслись в заоблачные дали, где витали ямбы с хореями и раздавалось бряцание Аполлоновой лиры.

Джеймс Монмут: Мысль о том, чтобы обнаружить, к примеру, в заведении мамаши Гвин вместо веселых и пригожих девиц каких-нибудь немытых и нечесаных вилланов, вызвала на лице светлейшего герцога, обладающего, где не надо, чрезвычайно живым воображением, гримасу стойкого отвращения. Его передернуло. – Ваши фантазии, Рочестер… – недовольно фыркнул Джеймс графу, ускакавшему мыслями в неизвестном направлении, – как всегда, ужасны, но благодарение богу, малоосуществимы. Рассказывайте, Киллигрю, – поощрил он Генри, который, судя по его предыдущему поведению, в этом совсем не нуждался.

Генри Киллигрю: Рот Генри открылся - и тут же закрылся с поспешностью, сделавшей бы честь скромнейшему из любовников королевства, кои, несомненно, последний раз ступали на землю доброй веселой Англии примерно в одно время с Аполлоном. До нашего сообразительного героя внезавно дошло, что он не имеет права поведать своим закадычным противникам подлинную историю произошедшего, не затронув... ну скажем так, личных интересов - ведь из дырявого мешка, как известно, выскальзывают не только письма и сплетни, но и золотые монеты, не один раз облегчавшие ему существование на этой бренной земле. Однако, блестящий ум, обладателем которого считал себя Киллигрю-младший, почти мгновенно нашел выход из этой сложной ситуации: следовало лишь сделать небольшую подстановку имен, и, вуаля, то, что могло выглядеть как обычная пьяная драка, обретало черты героического подвига. - Надеюсь на вашу скромность, господа,- придав лицу точно такое выражение, какое бывает у записных дамских любимцев, и понизив голос, проговорил он.- Потому что в этом деле замешана одна дама весьма высокого положения... и замужняя, пожелавшая наградить вашего покорного слугу своим благосклонным вниманием. Ее супруг - тоже не последний человек при дворе Его величества - как вы понимаете, до сих пор пребывал в счастливом неведении о том, что его фамильный герб готов пополниться, с позволения сказать, ветвистыми украшениями... а то и новой порослью. Словом, до последнего времени нам удавалось скрыть свое взаимное счастье, но вдруг!- увы и ах!- недоброжелатели раскрыли ему глаза на наши... невинные восторги, и злодей, опасаясь худшего, поспешил увезти свое сокровище подальше от соблазнов шумного двора. А в месте, где я должен был получить прощальное письмо и... небольшой сувенир в память о своей ушедшей любви, меня поджидала шайка головорезов, как видно, нанятых старым прохиндеем. Рассказ, несомненно, подаривший бы Киллигрю-старшему сюжет для пары трагедий с названием типа "Последнее прости или Опасности нежной страсти", завершен был вздохом, которому позавидовал бы и Нэд Кинастон. Для пущего правдоподобия Генри даже попытался выдавить из глаз что-нибудь, что отдаленно напоминало бы слезы, но не преуспел в этом и часто заморгал, приковывая внимание благодарного зрителя к длине своих пепельных ресниц.

Джеймс Монмут: Если повествование Генри Киллигрю заслуживало представления труппой Королевской Компании, то милорду Монмуту по праву полагалось звание самого невзыскательного и доверчивого зрителя этого театра одного актера. Он во все глаза смотрел на разошедшегося отпрыска театрального зубра и верил каждому слову. – Каков мерзавец! – возмущенно воскликнул Джеймс, имея в виду коварного и несговорчивого супруга прелестницы. Сам вчера потерпевший оглушительное фиаско на любовном поприще, светлейший герцог сделался чувствительным к историям подобного рода, по крайней мере, до тех пор, покуда фортуна была повернута к нему неприличной своей стороною.

Джон Рочестер: Рочестер был писателем - это объясняло известный скепсис, с которым он выслушал захватывающее повествование Киллигрю. И в то же время графу было всего восемнадцать лет, и это извиняло любопытство, пробужденное в его душе все тем же незатейливым рассказом. При дворе в действительно приключались истории куда менее правдоподобные, чем выдумки литераторов, а потому Рочестер допускал, что зерно истины в этой шелухе все же найдется. В конце концов, если бы ему самому взбрело поведать собеседникам о странном пути, которым он накануне пробрался в комнату мисс Маллет, они наверняка разразились бы хохотом. - Примите мои искренние соболезнования, Генри, - проникновенно промолвил его милость, - такое несчастье... Вы остались без залога любви и заплатили за нее посредникам наличными, я правильно понял?

Генри Киллигрю: - Истинно так, ваша светлость,- похоже, злодейка судьба решила всерьез поглумиться над несчастным сквайром, и бесконечные полупоклоны сыпались на него сегодня с той же частотой, что тумаки два дня тому назад. Совершенно неожиданно название книги, в которую Стенберг спрятал драгоценное послание, всплыло в его голове, и молодой человек со смехом закончил, потерев украшающий лицо трофей.- Клянусь небом, за "Науку любви" я в этот раз заплатил другой наукой, и звучит она как: на рога может поднять не только бык, но и обманутый муж.

Джеймс Монмут: Монмут судорожно икнул. Рочестер достаточно махал перед его носом добытым в бою томиком и даже, к вящему ужасу, Джеймса пытался зачитать из него отрывки, чтобы светлейший герцог накрепко запомнил название. – Ка-а-ак? – вопросил он, не скрывая изумления. – Грабители отобрали у вас книгу, Киллигрю? И все? – уточнил Монмут, удивляясь про себя, до чего же, оказывается, популярен этот занудный Овидий среди путешественников. Буквально каждый возит в карете.

Генри Киллигрю: - Я понимаю ваше изумление, милорд,- откликнулся Генри, которого весьма позабавил почти мистический (так, по крайней мере, казалось) ужас герцога, слышавшийся в его словах.- Если бы вы расставались с дамой сердца, то, скорее всего, позаимствовали у нее подвязку и паналоны, чтоб демонстрировать друзьям, либо кошелек с монетами, чтобы покрыто долги... Но я, милорд, недостаточно знатен, чтобы быть круглым невеждой, и недостаточно богат, чтоб верить, чтоб один кошелек мог поправить дело. К тому же в книге было нечто значительно более ценное, о чем я уже сказал: письмо моей дамы... или, по крайней мере, то, что должно было быть ее письмом. Кто знает, не вынудили ли ее написать эти несколько строк под дулом пистолета, или, как некогда герцог де Гиз, поставив несчастную перед выбором, умереть от яда или кинжала. Выдав эту тираду, несомненно, говорившую о его высокой учености, Киллигрю испустил глубокий вздох.

Джеймс Монмут: Милорд Монмут не отличался сообразительностью, но насмешливый намек мистера Киллигрю понял. – Я не хвастаюсь своими победами, сэр, – с заметным холодком в голосе заметил Джеймс, решив, что если Киллигрю сейчас добавит «… за их отсутствием», то обзаведется вторым фингалом. Для симметрии.

Джон Рочестер: - Расставаясь с дамой, - высокомерно промолвил Рочестер, - я предпочту оставить ей память о себе, нежели требовать некий сувенир для себя. Облекшись в пафос, граф не заметил, как легко обратить каждое его слово в колкую и непристойную шутку, однако же светлый образ мисс Маллет заставлял его мысли возноситься на высоту, для площадного остроумия недоступную. Овидий пришелся весьма кстати, чтобы его милость взглянул на Божий мир более трезвым взором, прежде чем окончательно впасть в возвышенный тон. - Вы хоть успели прочесть ее прощальное послание? Если нет, то мне становится понятно, почему потеря кажется вам невосполнимой. Рочестер честно попытался вспомнить, что было написано на том листке, который послужил черновиком для мадригала в честь Фанни Стюарт, но даже строки собтвенного сочинения безнадежно канули в Лету.

Генри Киллигрю: - Я понимаю, милорды,- Генри могли остановить разве что кляп во рту и королевский указ о прилюдном повешении,- как и подобает верноподанным вы стараетесь во всем следовать примеру Его величества. Шутки подобного рода уже не ежиножды дорого обходились Генри и однажды едва не свели того, кто шутил над небожителями, на шесть футов под землю. Правда, встреча с роковой канавой еще только предстояла придворному острослову, да и, честно говоря, не слишком залепила своей грязью медоточивые уста Киллигрю-младшего. - Увы, ваша светлость,- ответил он Рочестеру, придавая физиономии скорбное выражение, весьма точно отражающее пафосный тон собеседника,- мерзавцы не обладали галантностью знатных господ, и не поняли мучений влюбленного сердца. Вы, как автор, чьи сочинения множество раз постигала печальная участь не достичь читателя, можете понять это, как никто.

Джеймс Монмут: Герцог Монмут неодобрительно хмыкнул. Хотя он сам сегодня был не лучшего мнения о Карле Стюарте, правом поносить августейшего родителя желал бы владеть единолично. И не на эту тему. – Осторожнее, Киллигрю, осторожнее, – звенящим голосом предупредил Джеймс, сверкнув глазами на обоих острословов. При желании и злом умысле подарками, которые король щедро оставлял на память своим возлюбленным, можно было назвать его многочисленных бастардов. Как известно, светлейший герцог упорно не относил себя к таковым, но все равно не терпел ни малейшего намека на свое якобы сомнительное происхождение.

Джон Рочестер: Рочестер, свято веривший, что пример Его Величества может быть лишь положительным, не принял слова Киллигрю как попытку задеть кого бы то ни было, поскольку не мог не согласиться с тем, что молодежи есть чему поучиться у Карла. Хотя сам Джон был законым сыном почтенных родителей, он находил, что Монмуту стыдиться совершенно нечего, в конце концов, он же не побочный отпрыск Кромвеля, а бастард короля и пэр Англии. - Вы не правы, Гарри, - возразил Рочестер, - я был бы польщен, если бы мою книгу сделали предметом своих вожделений не только ценители изящной словесности, но и малограмотные бандиты. Возможно, тогда я стал бы даже писать что-нибудь душеполезное, обращая заблудших на стезю добродетели. А что до письма, то мне искренне жаль, что оно не достигло адресата. Возможно, вам следовало вытребовать его, когда вы отдавали им Овидия.

Генри Киллигрю: На сей раз герцог проявил куда большую проницательность, чем в вопросе генеалогии лондонского ворья, без подсказки разгадав довольно-таки прозрачный намек Генри. Как модный при Ее величестве Елизавете индийский потат, он, хотя и вырос в грязи, он издавал тем более резкий запах, когда кто-то неосторожно касался его нежных листочков. Киллигрю любил риск, но, как и любое слабительное, тот был показан в разумных дозах,- а разгневать герцога (и короля) значило перейти за черту разумного. Поэтому он предпочел ответить обоим джентльменам сразу. - Вы очень добры, милорд,- кланяясь Джеймсу, проговорил он, делая трогательное лицо.- Ибо господин граф ради того, чтоб его творения оценил хотя бы лондонский сброд, готов из кружев обрядиться в сутану. Возможно, он и смог бы достойно противостоять в диспуте тем молодчикам из Уайтчепля, которые пожелали при моей помощи обогатить свой... кругозор. Но, видимо, я показался этим господам более опасным оппонентам, чем его светлость: меня оглушили, и только потом вывернули карманы. К тому же их было больше.

Джеймс Монмут: С минуту герцог сверлил взором, исполненным подозрения, безмятежное лицо Генри Киллигрю, но, не дождавшись развития темы Его Величества, вновь подобрел. Небрежным жестом он выправил из рукавов манжеты из французских кружев стоимостью по гинее за локоть, самодовольно скользнув взглядом по своему новенькому камзолу цвета крыла райской птицы, по мнению Джеймса, так выгодно отличавшегося от наряда жертвы разбойничьего нападения, что Монмут и вовсе преисполнился к Генри снисхождения. – Насколько больше? – поинтересовался он. – Неужели вы сумели сосчитать грабителей по головам? Ведь вас оглушили, Киллигрю, – бесхитростно напомнил Джеймс.

Генри Киллигрю: Молодой человек подбоченился. - Осмелюсь напомнить вам, милорд, сэр Монмут, что ваш покорный слуга считается не самым последним фехтовальщиком при дворе Его величества,- с пафосом, достойных лучших трагедий Корнеля, столь часто виденных им на континенте, изрек Киллигрю. Опровергнуть это утверждение было невозможно: сын английского драматурга, хоть и появлялся периодически на публике, овеянный ароматом тайных побед на полях Марса, все же пока оставался в добром здравии. Так ли везло его неизвестным соперникам, оставалось тайной. - Какое счастье, милорд, что вам не пришло в голову ступить на путь разбоя на большой дороге,- глаза молодого человека мстительно сверкнули.- Ваша милость так уверен в себе, что непременно совершил бы это героическое деяние в одиночестве, подобно Геркулесу. Двор его величества мог бы потерять свой самый крупный бриллиант в грязи лондонских предместий.

Джон Рочестер: - В самом деле, Киллигрю, вы, к счастью, не последний, - Рочестера можно было понять и в том смысле, что, помимо Генри, есть еще желающие помахать шпагой, не имея к тому природного таланта, и в том, что пока не все они почили с миром от рук врачей и соперников или отправились в почетную ссылку подальше от двора. - Но, увы, увы, уайтчепельские молодчики чаще пользуются дубинами, и куда быстрее, чем вы успеете им показать, чему вас научили в фехтовальном зале. Как вы полагаете, милорд Монмут, могут ли ступить на стезю разбоя люди благородной крови, для кого владение шпагой не ремесло, а отличие? Рочестер чуть приподнял брови, тонко намекая на правильный ответ - оставалось только уповать, что Джейми будет догадлив и верно истолкует эту маленькую пантомиму.



полная версия страницы