Форум » Уайтхолл » О сыновней почтительности » Ответить
О сыновней почтительности
Джеймс Монмут: Уайтхолл, 30 апреля 1665 года, после полудня "Игрушкам детства — свой черед, А зрелый опыт — поздний плод." Уильям Блейк
Ответов - 18
Джеймс Монмут: Калила и Димна Распрощавшись самым дружеским образом с графиней Кастлмейн, Джеймс Монмут вышел, занятый в равной мере мыслями о юной мистрис Бересфорд и неугомонной Фэнси, которая с глупым упрямством намеревалась покинуть предоставленную ей шляпу и отправиться исследовать окружающий мир. Герцог вздохнул – вот она женская натура во всей красе – и, ухватив холеной рукой за загривок, водворил щенка на место. Пройдя несколько шагов, Джеймс в задумчивости остановился. Перед ним было три пути. Первый – направиться домой и передать свою подопечную под присмотр Хитклиффа, вариант самый разумный и милосердный к божьей твари. Второй – навестить мисс Стюарт, тогда Фэнси следовало непременно прихватить с собой. Третий вариант: передать собачонку под опеку графу Рочестеру как зачинщику всего. Первый вариант герцог Монмут отмел сразу и колебался в выборе между двумя последними.
Карл II: Карл заметил их издалека - конечно же, Джеймс снова в компании Рочестера. С одной стороны, Карл прекрасно помнил себя в его возрасте, и мог со всей уверенностью утверждать, что серьезность и благонравие были далеко не главными качествами, которые он ценил в приятелях. С другой стороны, ничего совсем уж вопиющего за юным графом не водилось, и никакой разумной причины протестовать против их дружбы у короля не было, напротив, общение с Рочестером придало Монмуту некий новый лоск. Тем не менее, в остром приступе отцовской заботы, внезапно охватившем Его Величество, король счел за необходимое потратить несколько минуут на то, чтобы выяснить, каким образом проводит свои дни его первенец, и направил свои стопы к юным джентльменам.
Джон Рочестер: -Ваше Величество, - вполне искренним восхищением засиял взгляд Рочестера при виде приближающегося короля. К счастью, это не его головной убор был оккупирован поскуливающей Фэнси, а потому Джон со всем возможным изяществом и почтительностью отвесил поклон обожаемому монарху. Карл был для Рочестера образцом, достойным всяческого подражания.
Джеймс Монмут: Явление венценосного родителя разрешило дилемму герцога. Тот все еще держал в уме разговор с Кларендоном и решил, несмотря на предостережение лорда-канцлера, по крайней мере узнать настроение английского монарха в отношении возможной военной карьеры его отпрыска. Однако трудно рассуждать о своих военных талантах, имея на руках скулящую собачонку, потому Монмут с поклоном вручил свою шляпу вместе с ее живым содержимым графу, не ожидавшему такого подвоха со стороны приятеля. – Поручаю это нежное создание вашим заботам, лорд Рочестер, – с милой улыбкой молвил Джеймс. – Верю, что вы с честью оправдаете оказанное вам доверие, – и, не дожидаясь ответа лорда, Монмут повернулся, чтобы почтительнейшим образом приветствовать короля, как примерный сын и подданный английской короны.
Карл II: Собачка пронзительно заскулила, очевидно, не желая расставаться со своим хозяином, однако мнением ее никто не поинтересовался. -Удели мне немного своего драгоценного времени, Джейми, - промолвил король, благосклонным кивком поприветствовав Рочестера. - Граф не успеет соскучиться. Я хотел бы прогуляться с тобой по галерее, а заодно узнать твое мнение по нескольким довольно важным вопросам.
Джеймс Монмут: Герцог покорно вздохнул. Приглашение побеседовать по душам означало очередной приступ строгости со стороны царственного родителя, обычно весьма снисходительного к образу жизни своего сына. К счастью, такие приступы никогда не длились подолгу, поэтому Монмут последовал за королем на галерею, вооружившись терпением и должным смирением. Обычаи того времени не предполагали за молодыми людьми права дерзить своим отцам, а королевский статус отца Джеймса пресекал эту вероятность на корню.
Карл II: Казалось, Рочестер был куда больше раз лицезреть короля, нежели его собственный отпрыск, а это, по мнению Карла, могло означать две вещи. Во-первых, Джеймсу есть что скрывать, а во-вторых, приятель Монмута куда лучше владеет искусством сохранять невозмутимость при любых обстоятельствах. -Мне кажется, ты уже не меньше недели не появлялся в Уайтхолле, - попенял сыну Карл, - так что я узнаю новости о тебе из третьих рук.
Джеймс Монмут: Первым порывом Монмута было отрицать все. Так, на всякий случай. Потом ему все же стало любопытно, насколько в искаженном виде доходят до Уайтхолла слухи о его времяпрепровождении. – Иногда я сам узнаю о себе новости из третьих рук, Ваше Величество, – притворно вздохнул Джеймс, возводя очи горе, но, не выдержав избранного патетического тона, рассмеялся. – Поведайте же и мне эти новости, отец мой, чтобы я знал, о чем умолкают сплетники при моем появлении. И герцог Монмут с невинным интересом воззрился на родителя, скрывая в уголках губ лукавую усмешку. Сыну был прекрасно ведом образ жизни отца, и попытки того примерить личину строгого воспитателя вызывали у Джемса искреннее веселье. Не нужно однако думать, что герцог Монмут не питал уважения или любви к своему отцу. О нет, Джеймс Монмут уважал его и как короля, и как родителя, но его почтение не распространялось на моральные устои Карла Стюарта.
Карл II: "Я в твои годы..." Эта сакраментальная фраза, хоть раз предварявшая обращение любого отца к своему сыну, так и осталась непроизнесенной, поскольку Карл осознал всю ее бессмысленность. То, что он в возрасте Джеймса думал еще о чем-то, кроме женщин, попоек и азартных игр, было вызвано лишь силой весьма печальных обстоятельств. Монмуту незачем превращать нужду в добродетель, равно как и блюсти монаршье достоинство. Королем он никогда не будет. К сожалению. Тем не менее, это вовсе не значило, что можно пускаться во все тяжкие. -Сплетники, Джейми, даже молчат на разные лады, столь разнообразны твои проделки.
Джеймс Монмут: – Кучка святош! – презрительно фыркнул Монмут. – Для которых нет слаще удовольствия, чем перемыть косточки своим ближним, потому что никто из них никогда ничего не осмелится совершить: ни дурного, ни хорошего. В своей справедливой обиде на неблагодарное и злое общество юный герцог в данный момент не мог припомнить за собой ни единого проступка, который можно было бы вменить ему в вину. Про вчерашний веселый вечер король узнать еще не мог, а что было раньше – то уж быльем поросло.
Карл II: Если Джеймс ожидал, что отец прямо назвовет основной источник сведений о милых проделках Монмута, коим являлся милорд канцлер, то его надеждам предстояло быть жестоко обманутыми. -При всем желании я не мог бы отнести себя к сонму праведников, Джейми, однако кое-что из услышанного меня неприятно удивило, - король сокрушенно взглянул на Монмута. - Мне не хотелось бы, чтобы мой сын ввязывался в уличные драки, как мясник или плотник, а тем более - чтобы он преступал законы, которые, как известно, не писаны только дуракам.
Джеймс Монмут: Джеймс ожесточенно одернул манжету рубашки. Отец намеренно позабыл упомянуть о том, что законы не писаны еще и для королей и королевской крови. Монмут насупился и покраснел от досады и гнева. В забывчивости Карла он усмотрел намек на то, что кровь герцога не является чисто королевской, поэтому тот никогда не будет выше закона. – Ваше Величество может быть покойны на этот счет, – холодно отозвался Джеймс, лелея свою обиду, – ваш сын никогда не допустит урона своей чести ни в одном из своих дел.
Карл II: -Я нисколько не сомневаюсь в этом, Джеймс - но вот дела, в которых ты пытаешься себя проявить... - король покачал головой, демонстрируя всю глубину своего родительского недовольства. -Скажи, ты не хотел бы отправитья на войну? Кто, как не Карл, знал, что подлинная картина поля брани далека как от аллегорических полотен, воспевающих Марса, так и от торжественного шествия на параде - однако он действительно считал, что жизненный опыт, приобретенный в подобных условиях, не позволит юноше и впредь бездумно прожигать жизнь.
Джеймс Монмут: Монмут вспыхнул: не так он мечтал получить из рук короля назначение в войска. Он желал отправиться на поле брани победителем, а не как напроказивший мальчишка, которого отослали прочь из дому. – Если таковы ваши намерения, отец, то не смею перечить, – с обидой в голосе ответил Джеймс. – Видимо, мое присутствие при дворе начинает стеснять вас. Это было более чем несправедливо в отношении Карла Стюарта, который после своего воцарения осыпал своего побочного сына всеми возможными милостями и сквозь пальцы смотрел на его похождения. Сцены, подобные сегодняшней, были редкостью для отца и сына, и тем больнее язвили чувствительную душу герцога. Джеймс закусил губу и проглотил вертящуюся на языке саркастическую реплику в адрес короля и графини Кастлмейн.
Карл II: Карл не ожидал подобной вспышки. Возражений, протестов - возможно, но не обвинений, а потому на мгновение опешил, не сразу найдясь с достойным ответом. Но вместо того, чтобы, по обыкновению, снисходительно отнестись к юношеской несдержанности сына, внезапно почувствовал себя задетым. Возможно, причиной тому были утренние воспоминания о Люси и разговоры с королевой и Гайдом, возможно, ночное недоразумение с актрисой, но король не стал заверять Джеймса в том, что тот является его самым обожаемым чадом, которое Его Величество всегда желал бы лицезреть ри дворе. -Я нахожу, что пришло время разнообразить твой жизненный опыт, Джейми, - спокойно отозвался Карл. -Вопрос с твоим назначением решится в ближайшие дни.
Джеймс Монмут: Джеймс уже сам пожалел о своей несдержанности, посему вид приобрел весьма сконфуженный. Горячий нрав в очередной раз завел герцога туда, куда он не стремился. Хотя почему нет? Отправиться в действующую армию, где он покроет себя неувядаемой славой, и впоследствии вернуться под крыло отца, который к тому времени сто раз раскается в том, что так жестоко поступил со своим первенцем, – перспектива гораздо более приятная, нежели сейчас униженно вымаливать отцовское прощение за проявленную горячность. Больше всего на свете герцог Монмут боялся показаться смешным. Монмут напыжился и изрек с самым независимым и гордым видом: – Вы предугадали мое самое заветное желание, Ваше Величество, и я с радостью подчиняюсь вашему приказу. Простая мысль, что на войне убивают, светлейшую голову герцога не посетила.
Карл II: -В таком случае мне радостно вдвойне - оттого, что я так хорошо осведомлен о чаяниях моего сына, и оттого, что могу беспрепятственно сделать твои меты действительностью, - ирония давалась Карлу куда лучше, нежели высокомерие - Монмуту. Очевидно, сказывалась обширная практика. - Не стану больше тебя задерживать, Джейми, Рочестер уже заждался. Ступай с Богом. Надеюсь вечером увидеться с тобой в театре.
Джеймс Монмут: Покраснев еще пуще, Монмут скованно поклонился. Против насмешки он был безоружен и глубоко страдал от своей тонкокожести. Жизнь при дворе так и не приучила Джеймса со стоицизмом принимать отравленные парфянские стрелы. Колкости и сарказм графа Рочестера не раз становились поводом для ссор двух друзей, и только философическое добродушие графа не давала превратить недоразумения в повод для дуэли. Герцог Монмут полагал (справедливо или нет), что догадайся король, как его слова иногда больно жалят Джеймса, то это вызовет лишь новый град насмешек с его стороны. Посему герцог, сохраняя печальный и кроткий вид праведника, гонимого злыми князьями, без лишних слов покинул галерею, обремененный своей новой будущностью. Эпизод завершен "До дна очами пей меня, как я тебя - до дна..."
полная версия страницы