Форум » Лондон и его окрестности » "Мужчины - род неверный..." » Ответить
"Мужчины - род неверный..."
Джон Рочестер: 30 апреля 1665 года, около 10 утра. "К чему вздыхать, красотки, вам? Мужчины - род неверный: Он телом - здесь, душою - там, Все ветрены безмерно. К чему ж вздыхать? Их надо гнать, Жить в радости сердечной И вздохи скорби превращать - Гей-го! - в припев беспечный." Вильям Шекспир "Много шума из ничего"
Ответов - 37, стр:
1 2 All
Джон Рочестер: Весеннее солнышко давно взошло над Лондоном и всей старой доброй Англией. Его лучи щедро рассыпались по самым сумрачным закоулкам, пробираясь в жилища сквозь самые мутные и запыленные стекла, а то и вовсе через промасленную бумагу или бычий пузырь. В конце концов, оно добралось и до захламленной театральным реквизитом комнатушки на Друри-Лейн, где на узкой колченогой кровати мирно почивали после вчерашней гулянки два очаровательных юных создания. Золотые и темно-каштановые локоны трогательно переплелись на одной подушке, дыхание их звучало в унисон, а сердца бились в такт. Эта картина могла бы умилить даже самого жестоковыйного пуританина, если бы не то обстоятельство, что оба ангелочка принадлежали к сильному полу, правда, в силу юности еще не успели огрубеть и возмужать. Блондин был сиятельный граф Рочестер, а шатен - светлейший герцог Монмут.
Джеймс Монмут: Юноша с каштановыми локонами пошевелился и застонал. Попытка открыть глаза вызвала жесточайшую головную боль, а солнечный свет, казалось, выжег зеницы. Джеймс Монмут, а это был именно он, зажмурился и с ужасом представил остаток жизни, который ему предстоит провести во тьме. Мысль эта была настолько чудовищна, что юный герцог отказался принимать ее за истину и осторожно приоткрыл правый глаз. В висках вновь закололо, но на сей раз ему удалось разглядеть смутные очертания предметов. Юноша вновь застонал. - Зачем, о зачем я вчера только прикоснулся к этому проклятому бургундскому? Вопрос оказался риторическим, поскольку граф Рочестер все еще пребывал за пределами бренного мира, не то бы он мог справедливо заметить, что бургундским дело не ограничилось.
Джон Рочестер: В ответ на стоны приятеля Рочестер попытался зарыться носом в тонкую подушку и укрыться с головой лоскутным одеялом, которое лежало поперек обох молодых людей, окончательно стянув его с Монмута. Он был старше и мудрее, поэтому не рисковал начинать сразу с такого сложного трюка, как прямой взгляд на свет Божий, предпочитая упражнения попроще - например, пошевелить пальцами ноги. В зависимости от успешности этого мероприятия Джон предпринимал более серьезные попытки вернуть свое бренное тело к жизни. Кроме того, он четко помнил, что между ним и Монмутом спал еще кто-то, кто ночь напролет тыкал его то локтем, то коленкой в бок. Ухватившись за эту мысль, Рочестер совершил еще один подвиг и припомнил, что они в гостях у милашки Нелли Гвин. А теперь уже утро, и она удрала на репетицию, предоставив джентльменам приходить в себя. -Доброе утро, Джейми, - пробубнил он в подушку.
Джеймс Монмут: Протестуя против похищения одеяла, Джеймс сделал рывок и почти целиком перетянул кусок ткани обратно на себя. Предпринятые усилия окончательно истощили его, но моральное удовлетворение от маленькой победы было настолько велико, что он согласился признать утро действительно добрым, хотя пять минут назад выступил бы категорически против данного утверждения. Немного поразмыслив, Монмут пришел к выводу, что подушка ему нужнее, чем Рочестеру, и осторожно потянул за уголок. То ли рочестерская голова была настолько тяжела от умных мыслей и выпитого, то ли Монмут слишком ослаб, но подушка не поддавалась. Разозлившись, Джеймс дернул со всей силы. Ветхая ткань не выдержала, и во все стороны полетели перья.
Джон Рочестер: Увенчанный венком из перьев белокурый Рочестер стал окончательно похож на падшего ангела, которому только что повыдергали крылья, безжалостно низринув с небес на жалкое ложе актриски. -Именно этого мне не хватало, чтобы окончательно придти в себя, - сообщил он, осторожно переворачиваясь на спину и отплевываясь пухом. - Проснись и пой! Рочестер потыкал Монмута пальцем под ребра. В том, чтобы тот поскорее пробудился, у графа был прямой интерес - недопитая бутылка стояла на полу со стороны Джеймса, а перегибаться через него было слишком уж рискованно.
Джеймс Монмут: Столь бесцеремонное обращение со светлейшей персоной вызвало неожиданный эффект. - Какого дьявола, Рочестер! - невнятно замычал Монмут, припомнив, что всегда считал того бессердечной скотиной. Не открывая глаз, Джеймс взмахнул рукой, дабы пихнуть приятеля в отместку, но не рассчитав траекторию, задел горлышко бутылки. Та с грохотом опрокинулась, и ее содержимое с веселым бульканьем разлилось по дощатому полу. Тут герцог окончательно проснулся и с тоской ощутил, что жизнь с утра не задалась.
Джон Рочестер: Рочестер почтил память бесславно павшей бутылки минутой выразительного молчания, куда более емкого и проникновенного, нежели любая эпитафия. Приподнявшись на локтях, он наблюдал, как винная лужица проворно растекается под кровать, будто опасаясь, что ее могут запихать обратно. -Как думаешь, Джейми, - спросил он немного погодя, - мы уже что-нибудь проспали? Я уверен, что вечером мы должны быть в театре - но куда мы собирались с утра?
Джеймс Монмут: Все еще ощущая сильнейший дискомфорт, Монмут опустил на пол ноги в чулках и сел, бережно поддерживая руками раскалывающуюся голову. Прояснившееся сознание отметило, что Джеймс уже одет, или точнее, до сих пор одет, и туалет его пребывает в том жалком и растерзанном виде, какой приобретает любая одежда, если в ней проспать всю ночь. Отсутствующие камзол и сапоги после недолгих поисков взгляд герцога обнаружил сваленными в кучу возле кровати. Вопрос приятеля пробудил некое смутное воспоминание, но попытка ухватить его за хвост и вытащить на поверхность вызвала лишь новый приступ головной боли. Затуманившимся взором Монмут с укоризной посмотрел на Рочестера. - Дьявольщина! Если б я мог вспомнить... - Джеймс страдальчески скривился, и перед глазами забрезжило чудесное видение кувшина с горячей водой.
Джон Рочестер: Потрепанный вид Монмута воскресил в памяти Рочестера еще одно воспоминание о минувшем вечере - они втроем играли в карты на раздевание, и Джеймс выигрывал. Вопрос, правда, кому повезло - камзол, рубаха и чулки Рочестера были аккуратно развешены на ширме с павлинами, а потому были вполне пригодны к дальнейшей носке. Бедняжка Нелли, к слову, проигралась в прах и легла в постель в одних подвязках. -Мы определенно куда-то собирались, - нахмурил брови Рочестер, вычесывая пятерней перья из шевелюры, - и это было важно.
Джеймс Монмут: Вид Уилмота, с вдохновением терзающего свои кудри, вызвал из глубин спящей памяти тень воспоминаний. Монмут, с видом человека, на которого снизошло озарение, встрепенулся и проковылял к ширме. Запустив руку за обшлаг рочестеровского камзола, он вытащил оттуда свернутый лист бумаги. Ухмыльнувшись, он пояснил свои странные действия: - Не знаю, куда мы собирались, но по этому поводу ты вчера слагал какие-то вирши, - развернув бумагу, Джеймс попытался прочесть неразборчивые каракули. - Виг... фиг... фам... Нет, читай лучше сам, - сдался он и передал измаранный лист автору.
Джон Рочестер: Рочестер изящным жестом поднес бумажку к глазам - стороннему человеку действительно могло показаться, что по ней потоптался цыпленок с вымазанными в чернила лапками, однако граф довольно уверенно разбирал свою мазню. -Это французский... "ля фамм"... а это уже нет, "финис коронат опус"... Занятно, на трех языках сразу и с ассонансами! Вот здесь размер потерян - очевидно, сменили канарское на бургундское... Форма очень занятная, но содержание от меня ускользает напрочь, - завершил он свою экспертизу. -Впрочем, по количеству "Ф" в тексте подозреваю, что пытался сочинить что-то в честь твоей дамы сердца. Когда уже опус будет коронат, милорд Монмут? Это просто неприлично, так долго увлекаться одной женщиной.
Джеймс Монмут: - А смысл? - философски пожал плечами Монмут. - Они ж все одинаковые. Знаешь одну - знаешь всех, - с высоты своих шестнадцати лет заявил он старшему товарищу, и принялся натягивать сапоги. Сапоги сопротивлялись. С пыхтением справившись с непослушной обувью, Джеймс поднял с полу камзол, встряхнул и с отвращением уставился на ни в чем не повинную вещь. Поколебавшись, он повесил отвергнутый камзол на ширму, и плюхнулся на рассохшийся стул.
Джон Рочестер: Воспользовавшись тем, что постель теперь стала куда просторнее, Рочестер привольно разлегся на ней, закинув руки за голову. Граф здраво рассудил, что спешить уже некуда, да и незачем, если даже пылкий влюбленный не видит смысла в скорейшем свидании с предметом своей страсти. Любовное разочарование настигло Монмута прежде, чем тот успел вкусить наслаждения с милейшей Фрэнсис, и философ Рочестер находил, что сие к лучшему. Рочестера-игрока эта капитуляция осаждающей стороны озадачивала и, прямо сказать, злила. -То есть, мы остаемся здесь? - уточнил он.
Джеймс Монмут: Похоже, Рочестера изрядно позабавил внезапный демарш Монмута, особенно после того, как тот вчера просил написать мадригал для прекрасной Фрэнсис. Джеймс покраснел. - Она все равно только смеется надо мной, а сын короля не потерпит насмешек, - напыщенно заявил он и, топнув ногой, по-детски добавил. - Она еще пожалеет.
Джон Рочестер: - Очень правильное решение, - в знак согласия полуприкрыл глаза Рочестер, мысленно восхитившись тому, какую гармоничную пару могли бы составить Джеймс и Фрэнсис, одинаково ребячливые и легкомысленные во всех своих словах и поступках. -Я уверен, что леди заметит твое отсутствие у своих ножек сразу же, не пройдет и полугода. И первое, что она сделает, это справится о твоем имени: "Ой, а куда подевался вот тот, ну вот тот, как его звали?" Вторым ее шагом будет искреннее раскаяние в том, что она не дала тебе ни малейшего повода отказать ей в чем-нибудь, дабы насладиться триумфом.
Джеймс Монмут: Джеймс в бешенстве вскочил на ноги, гневно уставившись на лениво усмехающегося графа. Губы его подрагивали, словно готовясь призвать проклятия на голову нечестивого друга, пальцы сжались в кулаки. Не дождавшись иной реакции, кроме приподнятых бровей, Монмут постепенно успокоился и, расправляя манжеты на рубашке, беззлобно заметил: - Ты совершенно несносен, Рочестер. И как, по-твоему, мне следует поступить? Потакать дальше тщеславию леди, подобно комнатной собачонке?
Джон Рочестер: -А как бы поступил твой отец, Джейми? - Рочестер решил полной мерой оправдать обвинение в несносности, задавая вопрос, столь болезненный для тщеславия Монмута. Но, право же, как можно быть неловким, имея перед глазами такой блистательный пример? Граф был вполне доволен своим именем и семейством, но если бы он мог родиться кем-нибудь другим, он, пожалуй, согласился бы стать бастардом Его Величества.
Джеймс Монмут: - Тебе прекрасно известно, что король берет, что хочет, не спрашивая, и уходит, когда пожелает, не позволяя задавать вопросов, - побледнев, тихо ответил Монмут. – Право же, Рочестер, если бы я не знал, как ты ленив, я бы подумал, что ты намереваешься поссориться со мной. Джеймс тряхнул головой, отчего блики солнца заиграли на его волосах, и, принужденно рассмеявшись, продолжил: - Кроме того, не забывай, что я – не мой отец, и сопротивление отнюдь не разжигает мою страсть. Если мистрис Стюарт настолько глупа, что отвергает меня, - циничная усмешка искривила его яркие губы, - тогда ты прав, стоит обратить внимание на другую даму. И, довольный только что провозглашенной декларацией независимости, Монмут вновь развалился на стуле, вытянув свои длинные ноги.
Джон Рочестер: Если Рочестеру нужна была причина для того, чтобы принять живейшее участие в устройстве романа между Монмутом и Фрэнсис, то лучшей, чем отказ Джеймса, и сыскать было невозможно. В графе заговорил азарт, заставляющий попирать всякое благоразумие и осчастливить ближнего даже помимо его воли и желания. Джон хорошо знал это ощущение - еще в раннем детстве оно заставляло его совать руку в огонь, а голову - в слюнявую пасть волкодава. С тех пор, впрочем, Рочестер обрел достаточный жизненный опыт, чтобы убедиться в том, что прямой путь - не всегда самый короткий. -Аминь, - с чувством произнес он. - Итак, с мистрис Стюарт благополучно покончено, у тебя снова светлая голова - насколько это возможно с похмелья, свободное сердце и зоркие глаза.
Джеймс Монмут: - Истинно так, - с важностью согласился Монмут, не почувствовав подвоха. – Леди, которой суждено пленить мое сердце, должна обладать кротким нравом и покладистым характером, быть преданной, не капризной и… - Джеймс остановился, напряженно шевеля губами. - Может, лучше собаку завести?
Джон Рочестер: -Джейми, ты сегодня просто кладезь идей! - восхитился Рочестер. - Собака! Это именно то, что нужно. С кудрявыми длинными ушами и трогательным взглядом карих очей, она будет вилять хвостиком и приседать на задние лапки по твоему свисту. А еще собачка будет привлекать внимание владелиц таких же пушистых тварей, и у тебя будет лишний повод заговорить с какой-нибудь милой дамочкой. Между прочим, мне недавно предлагали щенка - именно такого, как нужно, да еще и знатных кровей, из тех, что принадлежат Ее Величеству. Пойдем в Уайтхолл за собачкой? М?
Джеймс Монмут: Джеймс с подозрительностью посмотрел на Рочестера, принявшего сейчас тот ангелоподобный вид, который, как правило, предшествовал особо диким выходкам. Он задумчиво покачал носком сапога и отверг только что высказанную мысль, несмотря на ее свежесть и оригинальность. - Нет, собаки - злобные твари и кусаются пребольно. В детстве меня когда-то укусила собака, - сообщил Джеймс неизвестно зачем, - и все вокруг боялись, что она может оказаться бешеной…
Джон Рочестер: Рочестер фыркнул, частью выражая пренебрежение страхами Монмута, частью тщетно пытаясь избавиться от набившегося в рот пуха. -Джейми, собачки, которых разводят Их Величества, могут цапнуть разве что за мизинец! Неужели это такая большая плата за удовольствие привлечь внимание придворных вертихвосток? Пока они будут сюсюкать над песиком, у тебя будет возможность произвести рекогнсцировку и подготовить плацдарм! Поверь мне, куда больше шансов подцепить бешенство от дамочки вроде Кастлмейн, чем от этой муфты на ножках!
Джеймс Монмут: Монмут счел ниже своего достоинства объяснять, что им руководит вовсе не страх, но разумная осторожность. Еще слишком свежи были воспоминания о том, как Рочестер подбил его как-то ночью влезть в Вестминстерское аббатство. Шуму-то было… Глаза Джеймса заблестели от сдерживаемого смеха, и он неопределенно промычал: - Гм, мисс Стюарт любит собак.
Джон Рочестер: -Прошу прощения? - Рочестер чуть приподнял брови. - Кто тут произнес всуе имя мисс Стюарт? Разве с ней не покончено? В свите Ее Величества найдется множество леди, желающих почесать брюшко милому песику, помимо твоей отставной дамы. Избери благую долю, Джейми, выходи на псовую охоту за девицами.
Джеймс Монмут: – Предлагаешь затравить добычу и взять ее измором? – не остался в долгу Джеймс. – Блестящая идея, граф! – и Монмут попытался отвесить шутовской поклон, не вставая со стула. Но соразмерность движений еще полностью не вернулась к нему, и герцог самым неэлегантнейшим образом свалился со стула.
Джон Рочестер: -Джейми, - назидательно произнес Рочестер, чуть склонив голову набок и с академическим интересом разглядывая приятеля, - ты уже оставил бедняжку Нелли без подушки, предоставляя ей перенимать спартанский опыт спанья на чурбаке. Не хватало еще сломать стул и в следующий визит сидеть на полу, как турку. Осторожнее. Она не может себе позволить такую экзотику.
Джеймс Монмут: Джеймс насупился: - Я подарю Нелли подушку при следующем визите, нет, две подушки, - поджав губы, пообещал он. Неловко поднявшись с полу, Монмут постановил более не рисковать и перебрался на постель, решительно отвоевав половину у Рочестера. Опершись на локоть и вальяжно водрузив ноги в сапогах на истерзанные останки пресловутой подушки, он с интересом воззрился на графа. - Почему же непременно собаки? Только не говори, что это старинный римский обычай.
Джон Рочестер: Рочестер глубокомысленно возвел очи горе. -Ммм. Помимо собак есть еще вариант с говорящим попугаем из Вест-Индии, но, знаешь, Джейми, с этим легко попасть впросак. Во-первых, это изрядно дорого, а птичка весьма чувствительная к лондонским туманам. Во-вторых, эти трещотки могут сболтнуть лишнего - им же невдомек, что вчера следовало кричать "Да здравствует Молли!", а сегодня уже - "Многая лета Кэт!" Еще можно было бы попробовать ручную крысу - дамы визжали бы и сами вздергивали юбки до переносицы, но герцогу с крысой, ей-право, несолидно, это шутка для баронета, не более того.
Джеймс Монмут: Монмут задумчиво подергал прядь волос: несмотря на выказанный скептицизм, идея уже пустила корни в его пылком воображении. Представляя, как поначалу будет шокирован собачьей затеей двор, он ехидно улыбнулся. Конечно, позже моду подхватят прочие джентльмены, тогда это дело придется бросить, а Рочестер, поди, еще эпиграмму на псовых модников напишет… Пока же представляется случай славно повеселиться. Джеймс уже без неодобрения посмотрел на графа. Недавние предубеждения против графских выдумок, казалось, покинули его без следа. Но он все же не смог удержаться от язвительного выпада, потакая своей слабости оставлять последнее слово за собой. - К чему же ограничиваться одной псиной? Почему не завести четверку и не водить на поводке квадригой?
Джон Рочестер: Рочестер воздержался от торжествующей улыбки, хотя чрезвычайно приятно было сознавать, что при желании ты способен уговорить и ангела откусить от запретного плода. Его нисколько не смущало то, что порой он подбивал Монмута на совершенно возмутительные выходки, причем впоследствии тот никак не мог взять в толк, каким образом позволил втянуть себя в очередную сомнительную авантюру. Куда важнее для Рочестера было то, что его дар убеждения еще ни разу не давал осечку. -Можно и шестерней, Джейми, но тогда сбежится слишком много ротозеек, а муки выбора - худшие из всех возможных, если припоминаешь того осла, что умер от голода и жажды между ручьем и стогом. Одной собаки вполне хватит.
Джеймс Монмут: Джеймс меж тем, обратив взор в пространство, продолжал рассуждать: – Кобеля брать хлопотно, они так и норовят непотребство устроить прилюдно, а дам отвлекать совершенно ни к чему. Остается только с именем определиться… Тут Монмута осенило новое подозрение, и он на всякий случай предупредил Рочестера: – Леди Барбарой не назову, равно как и Палмер, Кастлмейн или Кливленд. Я слишком молод, чтобы погибнуть во цвете лет по такой глупой причине.
Джон Рочестер: -Джейми, - брезгливо поморщился Рочестер, - мне следовало бы обидеться. Мой друг, оказывается, находит, будто самое большее, на что у меня хватит воображения - это назвать его комнатную собачку в честь графини Кастлмейн. Нет, право же, это просто оскорбительно, Монмут. Какое убожество мысли! Вообще, - доверительно поведал он, - я подумывал назвать собачку Фэнси. Ну разве не прелестная кличка? Милая живая безделушка.
Джеймс Монмут: – Рочестер, это грубо и недостойно джентльмена! – деланно возмутился Монмут. – Наречь божью тварь именем бессердечной кокетки. Это способно испортить нрав невинного животного и плачевно скажется на его судьбе. А уж как разозлится Фрэнсис… – герцог сладко зажмурился и медленно повторил, – как же она будет дуться… Иногда тебе приходят в голову стоящие мысли, надо признать, – похвалил он друга.
Джон Рочестер: -Отдаю их тебе в бессрочное пользование без арендной платы, - сделал небрежный жест Рочестер. Куда эффектнее этот небрежный взмах кисти смотрелся бы, конечно, в обрамлении пышного кружевного манжета, но и так получилось неплохо - Джон не раз репетировал это движение перед зеркалом. -Итак, Джейми, если мы хотим уже сегодня вечером похвастать собачкой, нам следует все же слезть с постели и направить свои стопы к Ее Величеству.
Джеймс Монмут: Монмут с сомнением покосился на брызжущего энергией графа, в задумчивости теребя кончик носа – жест естественнейшего происхождения, с которым он безуспешно боролся. - Гм, а ты уверен, что Ее Величество доверит тебе хоть самую завалящую собачонку после того, как ты в стихотворной форме обозвал ее любимца косматым вместилищем нечистот и дурных манер? Слов нет, определение на редкость правдивое, но довольно нелестное для самолюбия обладательницы псины. И мне она тоже не доверит, потому что именно я прочел ей эти самые стихи, - без тени смущения признался Джеймс.
Джон Рочестер: -Я раскаялся! - Рочестер с искренним возмущением взглянул на приятеля. - Ба, да разве я тебе только что не прочел целый панегирик в адрес этим милых животных? Если потребуется, я поцелую в морду каждую из собачек королевы - тем охотнее, что они у этих Божьих тварей почище, чем у некоторых потаскух... Граф со вкусом потянулся, заставив завихриться в воздухе облачко осевшего было пуха и перьев. -Решено, Джейми, мы идем за собакой! Конец эпизода
полная версия страницы