Форум » Лондон и его окрестности » Беспокойное утро » Ответить
Беспокойное утро
Джеймс Монмут: Особняк герцога Монмута в Вест-Энде утро 30 апреля 1665 года
Ответов - 17
Джеймс Монмут: [pre2]"Мужчины род неверный"[/pre2] Окрыленный новой идеей, граф Рочестер стал, на вкус Монмута, невыносимо деятелен для утра после бурной ночи. Какое бы одобрение ни вызывала у него псовая затея графа, Джеймс отказался идти во дворец, не сменив костюма, не умывшись и не позавтракав – все эти действия он был твердо намерен проделать у себя дома. Какого бы он ни был высокого мнения о своей персоне, являться в непристойном виде во дворец противоречило его благоприобретенной привычке к роскоши. … Добравшись до дома в Вест-энде, который в данный момент он осчастливил своим пребыванием, герцог миновал ворота, пересек внутренний дворик и оказался у внушительной резной двери. Лакей, распахнувший дверь, поклонился и без особого удивления воспринял возвращение хозяина поутру и в столь непрезентабельном виде. Еще меньшее недоумение (а точнее, подавило в корне намек на любой вопрос) вызвало присутствие за спиной Джеймса графа Рочестера.
Джон Рочестер: Рочестер уже давно чувствовал себя у Монмута не в гостях, а дома, горделиво игнорируя все намеки на то, что является нахлебником и приживалом герцога. Граф был небогат и не отрицал этого, однако его обаяние немало способствовало тому, что кредит его сиятельству открывали охотно, а проволочки с выплатами снисходительно прощали. К чести Рочестера следовало заметить, что он не злоупотреблял доверием кредиторов, изящно балансируя на краю долговой ямы. Не дожидаясь приглашения, Джон уютно устроился на мягком стуле у окна, выложив ноги в щегольских башмаках на пуфик.
Джеймс Монмут: Но из любого правила есть исключения, одним из таких исключений был дворецкий герцога, мрачный малый по фамилии Хитклифф, который был глубоко убежден, что граф Рочестер - исчадие ада, посланный Господом в испытание хозяину и лично ему, Хитклиффу. Он ничуть не удивился бы, узнав в один прекрасный день, что Рочестер посещает католические службы, а то и синагогу. Временами он от души жалел, что социальное положение не позволяет ему посоветовать августейшему родителю оградить сына от тлетворного влияния некоторых друзей. Увы, а может быть и к счастью, Хитклифф никогда не был представлен Его Величеству, и в его душе сохранились некоторые иллюзии. Справедливости ради следует отметить, что неприязнь эта питалась самим графом, которого развлекало подобное отношение к своей персоне, и он никогда не упускал случая подразнить мистера Хитклиффа. Монмут, со свойственной ему эгоистичной беспечностью, не замечал безмолвных страданий слуги, а если бы и заметил, данный факт ничем не поколебал бы его безмятежности. Поэтому он, оставив распоряжение Хитклиффу доставить гостю вина и закусок, преспокойно удалился наверх привести свой внешний вид в состояние, достойное джентльмена.
Джон Рочестер: Соблагоизволив откушать печенья и продегустировать вино, милорд Рочестер устремил взгляд невинных голубых очей на угрюмую физиономию Хитклиффа. Дворецкий взирала на графа так, будто ожидал, что тот с минуты на минуту забьется в корчах, подавившись угощеньем, однако тот имел до обидного цветущий вид, несмотря на все возлияния и безумства минувших дня и ночи. -А что, Хитклифф, - с улыбкой промолвил Рочестер, покачивая в ладони наполовину осушенный бокал, - известно ли тебе, что в вашем благородном семействе скоро следует ожидать прибавления? Монмут официально был уже два года как женат, однако его супруга, леди Анна, в силу юного возраста все еще находилась в доме родителей, и пока что Джеймс не намеревался делить с ней ни ложе, ни жилище.
Omnia vanitas: Мистер Хитклифф, про себя прошептав «Изыди», учтиво поклонился и переставил серебряное блюдо с печеньем подальше от гостя, якобы поправляя сервировку. Всем своим видом сей достойный человек показывал, что если дворянин забылся настолько, что готов сплетничать со слугами, то он о своем долге помнит. К тому же лорд Рочестер никогда не нуждался в поощрении, чтобы продолжить беседу, и Хитклифф не сомневался, что сейчас услышит разъяснение загадочной фразы, которая заставила его насторожить уши.
Джон Рочестер: -Да, - задумчиво произнес Рочестер, сделав вид, будто не заметил попытки дворецкого притвориться глухонемым, а то и мебелью, - теперь будет не то, что прежде, многое в этом доме изменится, но, думаю, к лучшему. Станет куда веселее, чем было - разве это не превосходно, Хитклифф? Он протянул руку к печенью - блюдо все же оставалось в пределах досягаемости - взял чуть раскрошившееся сердечко и захрустел им, наглядно демонстрируя, как выглядит записной сердцеед.
Omnia vanitas: – Милорд желает еще вина? – вопросом на вопрос ответил Хитклифф, стараясь ничем не выдать своего беспокойства. Прошлый раз после «невинной» беседы с графом он вынужден был подкрепиться на кухне двумя глоточками мадеры, за каким занятием его и застал один из младших лакеев. Хитклифф с содроганием подумал о том уроне, который получила его репутация. Отодвинув блюдо с печеньем на самый край стола, он вновь поклонился и уставился на стену позади Рочестера.
Джон Рочестер: -Да, будь любезен, - Рочестер проводил взглядом откочевавшее прочь блюдо - не то чтобы он был большим сластеной, но не отказался бы хоть немного подкрепиться перед изнурительным походом в Уайтхолл. Графу смутно припоминалось, что ел он в последний раз примерно позавчера вечером, а с тех пор только лакомился или закусывал. - Твоя расторопность наверняка придется по вкусу этой маленькой твари.
Omnia vanitas: Сказать, что Хитклифф был шокирован, было нельзя, но его невозмутимость дала трещину. Каково бы ни было моральное падение графа, вряд ли он использовал бы такое слово применительно к леди. Дворецкий терялся в догадках. - В самом деле, милорд? – отозвался он, наклоняясь, чтобы наполнить бокал Рочестера. Неуловимым движением блюдо было возвращено на середину стола.
Джон Рочестер: Рочестер оценил ловкость рук дворецкого, однако предпочел не баловать его благосклонной улыбкой, вместо этого снова удостоив вниманием имбирные сердечки. -Ты влюбишься в нее, Хитклифф, - пророчески изрек граф, - с первого взгляда, и станешь угождать ей не за страх и не за жалование, а только потому, что она будет такая маленькая, такая трогательная и такая необходимая милорду Монмуту.
Omnia vanitas: Только пуританское воспитание помогло мистеру Хитклиффу не выронить из дрогнувшей руки бутылку. - Что вы такое говорите, милорд? - слабым голосом спросил он. – Милорд намерен привезти сюда… жену? Хитклифф едва не озвучил слово, которое ему как добропорядочному христианину не полагалось знать.
Джон Рочестер: -Хитклифф! - Рочестер строго взглянул на дворецкого, даже пристукнув бокалом по столу. - Жена не есть нечто необходимое! Когда я говорю о существе нежном, душевно к милорду Монмуту расположенном и всякий день своей жизни благодарном, то я вовсе не имею в виду леди Монмут, - назидательно пояснил он свою мысль. - Тем более, что я не имею чести знать ее достаточно близко, чтобы судить об ее достоинствах. Это прелестное создание, которое я подразумевал, ни в коем случае не имеет отношения к таинству брака.
Omnia vanitas: Дворецкий с осуждением взглянул на графа, который предавался неуместной веселости. - Господь наш велит воздерживаться от дурных поступков и мыслей, вы же толкаете герцога в геенну огненную, - произнес Хитклифф веско. В глубине души он был уверен, что графу Рочестеру уже давно заготовлено там местечко.
Джон Рочестер: Сказано это было так патетически, что Рочестер поперхнулся очередным печеньем, и прежде, чем ответить, был вынужден осушить бокал до дна и с намеком придвинуть его к дворецкому: -Его Величество находит меня вполне подходящей компанией для милорда Монмута, - кротко заметил граф. - Я думаю, это достаточно авторитетное мнение?
Omnia vanitas: Против такого аргумента у Хитклиффа возражений не нашлось. К тому же он уже раскаялся в своей несдержанности. Но таково уж было обычное действие на этого достойного слугу милорда Рочестера. Дворецкий долил вина в подставленный бокал и почти умоляюще произнес: - Милорд, вы ведь подшутили над стариком, и герцог на самом деле не намеревается ввести в свой дом Иезавель?
Джон Рочестер: -Иезавель? - со вкусом повторил Рочестер, мысленно примеряя оригинальную кличку к трогательному щеночку, которого они с Монмутом намеревались выклянчить у Ее Величества. - И-е-за-вель... нет, Хитклифф, это слишком длинно и сложно, а кроме того, такой же дурной тон, как называть черного кота Вельзевулом. У нее будет вполне христианское имя - Фрэнсис. Граф нашел возможным отрекомендовать собачку полным именем, поскольку считал чрезвычайно важным, чтобы Хитклифф в должной мере вострепетал и был готов встретить хозяйскую любимицу во всеоружии.
Джеймс Монмут: Хитклифф окаменел: худшие его подозрения оправдались. Неизвестно, чем бы он ответил на возмутительные речи милорда Рочестера, но к счастью, возвращение герцога Монмута замкнуло его уста печатью высокомерного молчания. Монмут, освеженный и надушенный, облаченный на этот раз в бордовый камзол и песочного цвета бриджи, цапнул на ходу печенье, запив изрядным глотком вина. - Вперед, граф, вы обещали мне собаку! – с этими словами Джеймс бодро направился к выходу, не обратив внимания на громкий вздох облегчения, раздавшийся ему вслед. Эпизод завершен [pre2]"Ваш верноподданный и дворянин"[/pre2]
полная версия страницы