Форум » Лондон и его окрестности » "Нет выше радости для сильных духом..." » Ответить
"Нет выше радости для сильных духом..."
Джон Рочестер: Нет выше радости для сильных духом, Чем действовать. Коль в нас вложили душу, Сложнейший этот механизм, где столько Чудных и чудных ходит шестеренок, То ей, душе, простаивать не след. Джон Уэбстер "Всем тяжбам тяжба, или Когда судится женщина, сам черт ей не брат" Вечер 30 апреля, дом лорда Хоули и его окрестности (с) Барбара Палмер
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Джон Рочестер: "...уместнее всего прерванный на полуслове разговор продолжить именно с той мысли, которая осталась невысказанной из-за грубого вмешательства. Потому я позволю себе не повторять всех тех фраз, которые полагаются обязательными для человека светского - право же, менее всего в этом письме будет уместно осведомляться о здоровье вашей почтенной матушки и повествовать об успехах английского флота. Пусть этот листок бумаги от края до края принадлежит нам, как остров, где никто не сможет нарушить наше уединение. Мною руководит жажда узнать, согласитесь ли вы увидеться со мной еще раз. Я не прошу ни о дне, ни о часе, ни о месте встречи, чтобы никоим образом не торопить события - мне пока будет достаточно знать, что я буду допущен пред ваши очи и смогу снова преклонить перед вами колени. Не упоминаю здесь и слова "любовь", ибо вы сочтете меня или лжецом, или безумцем - мы так мало времени провели вместе, что я еще не заслужил права произносить имя святыни всуе. Не тороплю вас и с ответом, поскольку верю - вы не забудете, что его с сердечным трепетом ожидает ваш собеседник - Рочестер."
Элизабет Маллет: Элизабет спрятала письмо, щемяще жалея, что приходится складывать драгоценную бумагу. Будто это просто письмо. Будто его можно засунуть между книг, да там и забыть, пока не пожелтеет уголок. Три года она читает признания и сонеты. Поначалу они копились в небольшой шкатулке, а когда та оказалась мала, Элизабет отдала их матери, хотя собиралась бросить в камин. Леди Уорр, знавшая их содержание на зубок, не потерпела уничтожения "трогательных примет юности". Она перечитала последние строки собственного письма. Только бы успело. "...Я верю лишь в ваше сердце, которое защитит меня от холодного и насмешливого рассудка, к которому привыкли прислушиваться все люди. Верю, что оно поймет мою робкую радость и станет ей вторым крылом. Я жду вас вечером и молюсь за вас - за вашу удачу, со всей силой безымянного чувства, быть может, знакомого вам. Элизабет"
Джон Рочестер: Поскольку письмо мисс Маллет было отправлено вполне законным путем, с лакеем в рочестеровской ливрее, Джон мог рассчитывать на скорый ответ, и в самом деле получил его. Он едва ли не дрожал от нетерпения, вскрывая письмецо от Элизабет и совершенно по-мальчишески гадая - если удастся отделить печать, не сломав ее, мисс Малетт будет благосклонна. Если нет... придется придумать что-нибудь еще. Содержание записки вселило в Рочестера прямо-таки нечеловеческую энергию, с которой юный граф и взялся за устройство скорейшей встречи с предметом своих вожделений. Гомеровы поэмы поблекли бы, если бы Рочестеру вздумалось в стихах описать ту бурную деятельность, которую он развил в течение нескольких часов в окрестностях особняка лорда Хоули. Здесь были бы и церберы в лице леди Уорр и ее мужа, и циклопы в особе прислуги благородного семейства, и вестник богов в лице чумазого щуплого подмастерья трубочиста. К счастью, природная скупость не позволяла лорду Хоули изводить дрова, едва с улиц сходил снег, потому камины в доме уже давно были вычищены и не топились. Как только весенние сумерки обрели должную густоту, на крыше дома появились две таинственные фигуры, вооруженные веревкой и свечкой с трепещущим на сквозняке язычком пламени...
Элизабет Маллет: Дерзкая выходка с "предложением руки и сердца" лорду Хинчингбруку открыла для Элизабет - помимо никчемности вышеозначенного лорда - собственные способности к притворству. К той его разновидности, что требовала в особенный день и час вести себя обычно и неприметно. Нельзя только воображать миг встречи. Наследница Маллет покачала головой, строго запрещая себе поддаваться соблазну и невольно вновь ускользая ему навстречу. На улице почти стемнело. Сумерки - ее любимое время, обостряющее восприятие звуков, запахов и прикосновений. Внезапно Элизабет услышала, как кто-то скребется снаружи. Она открыла окно. Хотя и немыслимо взобраться на такую высоту незамеченным... Закрывая створку, она снова, и на сей раз совершенно отчетливо услышала этот звук - он шел от печной трубы.
Джон Рочестер: Странный шорох повторился, на этот раз куда громче и отчетливей, потом снова и снова, пока из дымохода к ногам Элизабет не рухнул странный куль, перепачканной сажей, в котором при ближайшем рассмотрении можно было опознать милорда Уилмота, второго графа Рочестера. Джон очень надеялся, что мисс Маллет не поднимет переполох, но то, что он успел о ней узнать, говорило о ней как о девушке с недюжинной силой духа. Посему можно было надеяться, что она не только не возмутится выходкой новообретенного поклонника, но даже и одобрит его изобретательность. Поднявшись на ноги, Рочестер церемонно поклонился: -Доброй ночи, мисс Маллет. Простите, что я заставил себя ждать, но, к сожалению, мне пришлось явиться через трубу, а не через дверь, чтобы не тревожить вашу матушку в столь поздний час. У него отчаянно саднили содранные локти и колени - несмотря на изящество графской фигуры, ход, указанный четырнадцатилетним подростком, все же был тесноват для восемнадцатилетнего юноши. Только теперь Рочестеру пришло в голову, что он мог самым позорным образом застрять в трубе, и тогда уж волей-неволей пришлось бы кликнуть на помощь и предать дело нежеланной огласке.
Элизабет Маллет: От изумления Элизабет прижала к лицу сложенные лодочкой ладони. Как балованый и любопытный ребенок, она и впрямь редко боялась по-настоящему, скорее не думая об опасности, нежели пренебрегая ею. Однако сейчас она просто замерла, захваченная врасплох. Элизабет глядела на Рочестера во все глаза - в общем-то, напрасно, ибо было довольно темно, и узнала она его по голосу. - Вы оригинальны, - наконец выдохнула она с ускользнувшим от нее самой радостным воодушевлением.
Джон Рочестер: -Я ужасающе грязен, - сверкнул улыбкой Рочестер - вид у него был как у природного мавра, - но эта сажа сыграет ту же роль, что и меч сэра Тристана, разделяющий их с леди Изольдой в минуты сладчайшей близости. Копоть не позволит мне сделать ни одного неверного шага, мисс Малетт, если у вас есть какие-нибудь сомнения в моей искренности.
Элизабет Маллет: - Боюсь, копоть не позволить вам шагать вовсе, - покачала головой Элизабет. - Сэр Уорр обожает охоту, и идти по вашему следу ему не составит труда... Девушка огляделась в поисках чего-то, на что можно усадить перепачканного сажей гостя. Наконец мисс Маллет вздохнула - ее окружали исключительной опрятности вещи. - Хоть это и делает меня нерадушной хозяйкой, придется вам стоять там, где вы есть, - констатировала она. - Надеюсь, это в какой-то мере искупается моей искренней радостью видеть вас.
Джон Рочестер: -В полной мере, и даже сверх нее, мисс Маллет, - Рочестеру смертельно хотелось небрежным жестом облокотиться на каминную полку, однако он добровольно обрек себя на неподвижность статуи. - То, что я имею удовольствие лицезреть вас, с лихвой возмещает все неудобства путешествия по каминной трубе и бальзамом прольется на мою гордыню, если я постыдно свалюсь обратно при попытке выбраться наверх. Я, помимо всего прочего, явился еще и затем, чтобы возвратить вам потерянное, - он протянул девушке на раскрытой ладони жемчужину из ее разорванного ожерелья.
Элизабет Маллет: - Благодарю вас, милорд, - Элизабет взяла жемчужину самими кончиками пальцев. Если бы не зола... Ей хотелось пожать руку юного лорда, или прикоснуться к его щеке... Да, он совершенно прав на счет меча. На свете все складывается к лучшему, даже молодые люди являются на свидание все в пепле неспроста. - Вы так мелодично говорите, - заметила она, желая перебороть некоторую скованность положения. - Вы занимаетесь музыкой или поэзией?
Джон Рочестер: Известная истина - если желаешь удержать внимание собеседника, говори о нем. Рочестер знал этот нехитрый секрет и с успехом им пользовался, однако графу был так приятен интерес Элизабет к его персоне, что он даже не попытался перехватить инициативу, чтобы продолжить наступление. -Как тонко вы подметили! Я интересуюсь поэзией, - охотно признал он, - да и искусством вообще, можно сказать, всеми девятью музами. Перевожу с латыни, правлю пьесы для Королевского театра - и сам пишу стихи тоже.
Элизабет Маллет: - Не откажитесь прочесть что-нибудь из ваших сочинений, - попросила Элизабет. Отчего-то она не вспомнила, что обычно подобные затеи обращаются в пытку для слушателя, вынужденного так или иначе похвалить творение, которое сам же и попросил озвучить. Напротив, мисс Маллет была заинтригована и с большим интересом ожидала декламации.
Джон Рочестер: -Но я не знаю своих стихов наизусть, - почти с детским простодушием, обычно ему несвойственым, промолвил Рочестер. - В это сложно поверить, принято считать, будто поэты помнят все, что написали, однако... Видите ли, большая часть того, что приходит мне в голову - это экспромты, которые окружающие находят блестящими, но я слишком часто удивляю ими людей, чтобы успеть удержать их в памяти.
Элизабет Маллет: - В это и впрямь сложно поверить. Творения столь блестящие и удивительные для окружающих, - с улыбкой повторила слова графа мисс Маллет, - Как мне представляется, должны навеки быть запечатлены в памяти автора. Ей не впервые было встречать пышные уверения, переходящие в стремительное бегство. Она чуть пожала плечами. - Что ж, быть может, мне посчастливится сегодня стать свидетельницей вашего вдохновения - если только ваши восемь муз еще не отошли ко сну.
Джон Рочестер: Это был вызов, и Рочестер не мог не принять его, коль скоро на спор сочинял эпиграммы по куда менее вдохновляющим поводам. -Если вы поможете мне воззвать к ним, мисс Маллет, я надеюсь в полной мере удовлетворить ваше желание и усладить ваш слух рифмами, - в свою очередь, он тоже не намеревался безмолвно потакать девичьим капризам, способным довести кавалера до тихого умопомешательства. Рочестер снова протянул ей руку: -Позвольте мне хотя бы коснуться ваших пальчиков - этот след легко уничтожит влажный носовой платок, и ваша кожа снова будет как свежевыпавший снег, на котором даже самый зоркий охотник не выследит добычу.
Элизабет Маллет: Элизабет протянула графу Рочестеру изящную ручку. На что не решилась она, о том попросил он, и стоит ли отказывать в желанной малости. - Чем же их приманить, милорд? Да еще и не рассорив этих прекрасных дам меж собой. Невольно приходится думать, что поэт должен быть дипломатом, - проговорила Элизабет, чуть было не добавив "то есть законченным обманщиком".
Джон Рочестер: -Давайте подумаем, - протянул Рочестер, склоняясь над рукой Элизабет. - Муза астрономии нам сейчас совершенно ни к чему. Не станем мы тревожить и музу трагедии, равно как и музу истории. Также нам не понадобится поэзия эпическая... Итак, у нас остается пять божественных леди, а у вас - пять пальчиков, чтобы поманить к себе каждую из них. Эвтерпа, - называя имена муз, он целовал пальцы Элизабет и загибал в кулачок, будто опасался сбиться со счета, - Талия, Полигимния, Терпсихора и, конечно же, великолепнейшая Эрато. Он немного помолчал и начал читать стихи, не меняя тона, будто рифмованная речь ничем не отличалась для него от обыденной: - Вдали тебя зачахну здесь. Не спрашивай, когда вернусь. И без того извелся весь: Дневная марь, ночная гнусь. Тебя, любимая, бегу - И сердце рвется на куски; И воспаление в мозгу - Плод фантастической тоски. Но пусть никак не одолеть Мир морока и мишуры, К тебе вернусь я умреть В благословенные шатры. А может выпасть худший жребий: К тебе дороги не найду И, умерев, найдусь не в небе, Но там же, где и жил, - в аду.
Элизабет Маллет: У Элизабет перехватило дыхание от благоговения. Быть может, это стихотворение уже давно было написано, а он только притворялся, что не может вспомнить. Быть может, оно вовсе не имеет к ней никакого отношения. Но свободной рукой она погладила светлые кудри графа, и рука ее немного дрожала. - Скажите мне, что вы не живете в аду, - тихо попросила она. - А то я поверю и буду оплакивать вашу судьбу, и все отвернутся от меня как от вечной страдалицы. Женское сердце удивительно открыто для жалости и сострадания, таких коварных в своем смирении, что даже смех им не соперник.
Джон Рочестер: -Я стою на его пороге, - так же тихо отозвался Рочестер, - и только от вас зависит, шагну ли я в геенну огненную или буду лишь опален ее дыханием, пережив страх оказаться отвергнутым вами. Он снова нежно поцеловал тыльную сторону ладони Элизабет и на мгновение прижал ее к своей перепачканной щеке. Может быть, это и начиналось как игра, но сейчас граф чувствовал, что искренен в каждом своем слове, и что выплетает искусный рисунок сравнений и метафор не только ради мальчишеского бахвальства.
Элизабет Маллет: - Вам не нужно...не нужно тревожиться об этом, Джон. Элизабет отняла руку и принялась аккуратно стирать сажу с его лица вышитым платочком. Хотя в ее словах не было ни чувственности, ни вообще явной страсти, она чувствовала себя связанной обещанием - и в то же время свободной, будто определилось неясное, пропала неизвестность. Наследница Маллет внезапно ощутила себя взрослой. - У меня ваша шляпа, - сказала она, проводя светлую линию на черном носе.
полная версия страницы