Форум » Лондон и его окрестности » "Двор что зеркало - смотри и охорашивайся" » Ответить
"Двор что зеркало - смотри и охорашивайся"
Omnia vanitas: Вечер 30 апреля, Королевский театр, ложа Его Величества
Ответов - 46, стр:
1 2 3 All
Барбара Палмер: Как фрейлине Ее Величества, графине Палмер пристало бы появиться в театре вслед за королевой, но Карл не был настолько тираном, чтобы требовать от фаворитки соблюдения смехотворных формальностей. Посему леди Кастлмейн опоздала. Не обращая внимания на семенящую следом воспитанницу, которой не терпелось увидеть представление, графиня неторопливо прошествовала в ложу. Шуршало платье, шаркали востроносыми туфлями придворные, огоньки свечей играли на сапфировом ожерелье. Последние два часа перед выходом в свет Барбара провела в сосредоточенной тишине - она не любила прерывать болтовней создание шедевра. И теперь нестись сломя голову на какую-то пьеску... Вот как раз голову графиня надеялась донести до места в полном порядке, вплоть до последнего тугого и блестящего завитка. Пьеска еще и не думала начинаться, а в королевской ложе не хватало только Джеймса. "Молодые повесы тоже не приходят вовремя". Барбара покрепче сжала веер и поклонилась их величествам.
Элизабет Бересфорд : Девушке оставалось лишь кусать губы от легкой досады, ведь обогнать или заставить миледи идти быстрее невозможно. Казалось, что она просто получала удовольствие от этого шествия. А вот Бесс мучилась и сгорала от любопытства. А ее врожденная пунктуальность просто не давала покоя. Но не дать было нечего, пришлось покоряться Барбаре, или ее капризам. Оказавшись в ложе, девушка учтиво поклонилась вслед леди Кастлмейн. Вновь видеть короля она была несказанно рада, но сегодня с ним была еще и Королева...
Екатерина: Театральная обстановка была по душе Екатерине, согревало сердце и то, что она проводит время с мужем. К появлению графини королева, как обычно, отнеслась как к неизбежному злу, которое нужно терпеть во имя более высоких интересов. Слегка кивнув ей и более не удостаивая взгляда, Екатерина посмотрела на девицу, что пришла вместе с ней – это лицо было ей не знакомо. - Как вас зовут, милое дитя? – ровно и любезно спросила она.
Карл II: Карл благосклонно взирал на супругу, которая с присущим ей тактом ничем не выдала своего недовольства присутствием Барбары. Та, в свою очередь, остерегалась дерзить королеве или еще как-нибудь подчеркивать свое привилегированное положение, зная, как трепетно Карл относится к соблюдению внешних приличий. Королева в Англии одна, а королевских любовниц множество, так пусть же ни одна из них не смеет возвысить голос в присутствии Ее Величества. Он был весьма доволен тем, что Екатерина обратила внимание на мисс Бересфорд - теперь им обеим будет не так скучно на спектакле.
Барбара Палмер: Барбару всякий раз бесило лощеное королевское лицемерие со стороны Карла. На королеву фаворитка обращала внимания не более, чем та на нее. У леди Кастлмейн по отношению к Екатерине было два чувства - смутное, презрительной жалости и явное - превосходства. Графиня посмотрела на свою деревенскую деву. Красотка вышла в духе последней моды на вспугнутых нимф - Барбара разрешила парикмахеру оставить несколько легких свободных прядок, а румянец и природная... хм... неиспорченность в глазах завершали образ. Леди Кастлмейн на всякий случай легонько коснулась локтя девицы, давая понять, что не время отмалчиваться.
Элизабет Бересфорд : Бесс немного растерялась, когда Королева столь внезапно обратилась к ней. Девушка не рассчитывала, что так скоро привлечет внимание и, если бы не толкнула ее Леди Кастлмейн, так бы и стояла, пряча глаза от смущения. - Элизабет Бересфорт, Ваше Величество, - звонко пролепетала и еще раз поклонилась.
Карл II: -Мисс Бересфорд, если я не ошибаюсь, сегодня впервые в театре, - добродушно промолвил Карл, отрываясь от созерцания суеты в партере. - Не стесняйтесь спрашивать, дитя мое - полагаю, пока что вам все в диковинку.
Джеймс Монмут: Поразительно, как при разности характеров (не говоря уж о всем прочем) были схожи взгляды на собственную персону у королевской фаворитки и у королевского же отпрыска. По твердому убеждению герцога Монмута, ни одно представление не стоило того, чтобы являться на него вовремя. Если бы блистательному герцогу Чарльз Харт или Майкл Моухан возымели дерзость объяснить, что публика ходит в театр смотреть хорошее исполнение пьесы, а не саму пьесу (которую можно и прочесть), Монмут искренне удивился бы. По совету Рочестера Джеймс некогда прочел пару шекспировских пьес, нашел их скучными, славу автора раздутой, и с тех пор почитал себя знатоком. Итак, разодетый в пух и прах к вечернему выходу в свет Джеймс Монмут появился в королевской ложе сообразно собственным представлениям о времени. Слава богу, пунктуальность – это бремя королей.
Карл II: Джеймс появился в ложе с таким победным видом, что можно было подумать, будто он уже успел быстренько съездить на фронт, разгромить голландцев, промотать контрибуцию и при этом даже не измять манжеты. -Добрый вечер, сын мой. А где же ваша тень? - следовало ожидать, что Монмут явится в компании сладкоречивого Рочестера, которому и предоставит слово. Наверняка, тот уже приготовил речь о десяти причинах, по которым Карлу не следовало высылать Джейми из Лондона.
Джеймс Монмут: – Разве я сторож другу своему? – небрежно пожал плечами Монмут. – Граф пренебрег сегодня обществом Мельпомены… или все-таки Талии? – неожиданно озадачился античной мифологией Джеймс, – и я его не виню. По правде сказать, Монмут был несколько раздосадован отсутствием Рочестера. Тот твердо намеревался быть сегодня на представлении, но в последний момент пошел на попятный, запутанно и многословно сославшись на многочисленные дела вперемешку с зовом муз. Ни в какие дела, а тем паче муз Джеймс не поверил – столь вдохновенно сиял граф под стать своему титулу – однако, подозревая очередную любовную интрижку, уговаривать друга составить ему компанию в театре не стал. В королевской ложе вряд ли удалось бы повеселиться, и Монмут благородно приготовился скучать за двоих. Впрочем, герцог немного оживился, приметив графиню Кастлмейн и ее прелестную воспитанницу, в предвкушении продолжения многообещающей утренней беседы.
Екатерина: Королева вежливо улыбнулась милорду Монмуту, отдавая дань приветствию, и вернулась к разговору с Элизабет. - Как вам театр, мисс Бересфорд? Юным особам полезно подобное времяпрепровождение, оно дает пищу их уму. Если вас, конечно же, интересуют пьесы. Пусть девица, очевидно, находящаяся под влиянием графини, призадумается.
Барбара Палмер: Барбара с интересом разглядывала воспитанницу - не умрет ли от счастья. Карл был бы очень растроган. Появление Джеймса грозило еще большей смутой в неокрепшей душе, так что леди Кастлмейн сочла своим долгом поздороваться с герцогом за двоих, а Бесс снова чуть повернуть за локоть к королеве. Улучив момент, когда Карл разглядывал кого-то внизу - снова эти театральные девки!.. - леди Кастлмейн улыбнулась герцогу Монмуту: - Не жалеет ли милорд, что взял на себя хлопоты о крошке Фэнси, вдобавок к хлопотам с моим кузеном? Уж не знаю, кто из них резвее, - в нарочитой задумчивости покачала головой Барбара.
Джеймс Монмут: С подчеркнутым почтением поклонившись Екатерине Браганца и чуть небрежнее – мистрис Бересфорд, Джеймс еще более возрадовался присутствию здесь графини Кастлмейн. Беседы с Ее Величеством заставляли герцога чувствовать себя весьма неловко и ощущать неясную вину за само свое существование. Подозревая, что его общество так же не приносит особой радости мачехе, Монмут был только рад обратить все свое внимание на другую даму. – Что вы, миледи, – с веселым смехом воскликнул он, – какие хлопоты может доставить маленькая собачка, кроме самых приятных? То же относится и к вашему кузену, который дарит меня своей дружбой, а дружба искупает многие грехи. Я не из тех лицемерных людей, кто судит своих друзей строже, чем врагов.
Барбара Палмер: - Вы редкий человек, - польстила ему Барбара. Интересно, кого это юнец записывает во враги. Должно быть, кредиторов, задир и любого из тех, кто наступит на нашу маленькую королевскую гордость. Даже не заметив перемены мыслей, графиня снова закипала на Карла. Ну что ж, что спесивец заслужил, то и получит сполна. Леди Кастлмейн жестом предложила герцогу Монмуту кресло рядом со своим: - Искренне надеюсь тоже стать вам другом, милорд.
Джеймс Монмут: На юношеских щеках Монмута зарделся румянец удовольствия, и он мстительно подумал, что если бы Фрэнсис видела его сейчас, она бы лопнула со злости и пожалела, что так обходилась с ним. Джеймс вольготно разместился в предложенном ему кресле и заметил, ничуть не погрешив против истины: – Многие почли бы за честь стать вашим другом, миледи. Осмелюсь заметить, вы и сами это прекрасно знаете. Люди нашего положения всегда окружены самой низкой лестью, и им нелегко отыскать искренних друзей, – Джеймс вздохнул, бросив на леди Барбару долгий выразительный взгляд черных глаз, опушенных длинными, как у женщины, ресницами. Прием, который герцог Монмут почитал неотразимым для женского пола. Выдержав паузу и сочтя ее вполне достаточной для произведения необходимых разрушительных действий в сердце миледи Кастлмейн, Монмут коснулся темы отсутствия своего друга: – Ваш кузен был просто в отчаянии, что ему пришлось пропустить спектакль и пренебречь столь блестящим обществом, – разливался соловьем Джеймс. – Но увы, неожиданное недомогание сразило его.
Барбара Палмер: Барбара ничего не имела против юношеского бахвальства - так ясно читались в нем влияние Рочестера, попустительство Карла и трогательная неспособность к настоящим интригам. Она сочувственно выслушала тираду о бессердечности света и ответила взглядом на взгляд. Графиня не менее своего собеседника верила в чувственную силу прекрасных глаз - не зря же отливали синевой сапфиры, и столько сил ушло на дымчатость тяжелых век. - Что же, он поправится? - кокетливо-лукавым тоном поинтересовалась леди Кастлмейн судьбой кузена.
Джеймс Монмут: Джеймс с заговорщическим блеском в глазах покачал головой и наклонился поближе к ушку леди Барбары: – Кто знает, миледи? Сердечные недомогания так коварны. Монмут не испытывал ни малейших угрызений совести, выбалтывая свежую сплетню. Во-первых, Рочестер не просил его сохранить в тайне свое новое увлечение. Во-вторых, слухи такого рода имеют длинные ноги, так почему Монмуту не стать первым вестником? В-третьих, любовные симпатии милорда Рочестера были столь скоротечны, что к завтрашнему дню новость могла устареть.
Барбара Палмер: - О, ну тогда за него можно не беспокоиться, - негромко рассмеялась Барбара. - Если, конечно, мой кузен не встретил юную Суламифь, целиком пленившую наконец его искушенное сердце. Графиня изящным жестом раскрыла веер и поднесла его к губам. Теперь они с Джеймсом смотрелись как истые заговорщики. От перчаток терпко и сладко пахло духами. - Кто же эта особа? Давно ли при дворе?.. - леди Кастлмейн с удовольствием секретничала, и думать забыв про пьеску. Пусть королевская женушка смотрит ее со своим благоверным.
Джеймс Монмут: Без особого интереса посмотрев на сцену, Монмут вновь склонился к леди Барбаре и, вдохнув дурманящий запах духов, продолжил: – Раньше я эту леди не видел, так что думаю, при дворе она недавно. Она молода, хороша собой, носит жемчуга и нежное имя, – герцог наклонился еще ближе и шепнул, – Элизабет. На этом моменте рассказ Джеймса прервался, поскольку он неосторожно опустил взгляд, и декольте Барбары Кастлмейн заставило его потерять нить повествования.
Барбара Палмер: Барбара слушала вполуха. Слова Джеймса были куда менее значимы, чем ощущение его дыхания на коже или блеск темных глаз. Графиня подмечала каждое движение, каждое свидетельство своей привлекательности для того, кого уже выбрала себе в любовники. В подобные моменты в ней поднималось чувство власти и ни с чем не сравнимый азарт. Леди Кастлмейн знала, что зовется при дворе королевской шлюхой - что за жалкая цена за это удовольствие. - Да?.. - проговорила графиня одними губами. - Вы сказали, нежное имя.
Джеймс Монмут: – Что? – растерянно спросил Джеймс. Он утратил всякий интерес к рассказываемой им же истории. – Ах, да… Элизабет Маллет, так ее зовут. Они с Рочестером подружились, когда вместе собирали маргаритки на полях… то бишь жемчужины в Уайтхолле. Монмут отклонился назад и искоса взглянул на леди Барбару: – Вас все еще занимает новое увлечение вашего кузена, миледи? Бьюсь об заклад, ваш интерес продлится дольше, чем его. Сейчас она ему богиня, а завтра он не вспомнит имя, – ввернул Джеймс строчки модной фривольной песенки.
Барбара Палмер: - Тогда поделитесь со мной чем-нибудь более занимательным, - томно предложила Барбара, на всякий случай запомнив имя очередной пассии Рочестера. У нее промелькнуло смутное ощущение, что отчего-то она знает если не саму девицу, то что-то о ней. Что-то тревожное и неприятное. Впрочем, других чувств для прочих женщин, помимо разве что давно усопших, у леди Кастлмейн не было. - И менее быстротечным, коль скоро вам так мила основательность, - поддразнила юнца графиня. Слова песенки понравились Барбаре, примерившей их к похождениям Карла, в число которых леди Кастлмейн включала и женитьбу.
Omnia vanitas: Элизабет присутствие королевы смущало едва ли не более, чем близость короля. Воспитанная в деревенской строгости нравов, девушка с трудом принимала тот факт, что Екатерина спокойно находится в одной ложе с любовницей своего супруга. Хотя Бесси восхищалась леди Барбарой, ее властностью и великолепием, она не могла не преклоняться перед кротостью и долготерпением королевы. -Мне очень нравится, ваше величество, - почтительно отозвалась она, - хотя я действительно не все понимаю. Если люди пришли посмотреть на актеров, почему многие просто разговаривают между собой? Разве они плохо играют?
Екатерина: - Почему же плохо, дитя мое? Просто те, кто поступает так, приходят сюда не ради сцены, а ради беседы. Вам выбирать, как занимать себя. – Екатерина слегка улыбнулась наивности девушки. – Вы разочарованы в своих ожиданиях, мисс Бересфорд?
Джеймс Монмут: Джеймс помолчал, собираясь с мыслями. Со времени ссоры с милордом Ричмондом прошло достаточно времени, и юный герцог уже не так пылал негодованием, на смену которому пришла холодная злость. Поостыв, Джеймс нехотя признал (но лишь наедине с собой): вполне возможно, что он свалял дурака. Он старший сын короля, и может статься, наследник. Кто мог поручиться, что дуэль не была спровоцирована Ричмондом специально, и за его спиной не стоял проклятый дядюшка, герцог Йоркский? Быть побежденным Джеймс не боялся, он неплохо владел и шпагой, и пистолетом, и самонадеянно полагал, что для победы над Ричмондом его умений будет достаточно. Однако цель интриги могла состоять совсем в ином: в должной подаче эта история приведет короля в сильное раздражение, и он окончательно рассорится со своим отпрыском. Удаление от двора станет неотвратимым. Джеймс задумчиво взглянул на миледи Кастлмейн – по какому-то неведомому капризу прекрасная графиня сегодня решила обратить свою непостоянную благосклонность на него. А миледи Кастлмейн обладает немалым влиянием на его отца. Пусть уж король услышит историю с дуэлью из милостивых к герцогу Монмуту уст. – Все, что есть бренного на земле – быстротечно, – отозвался Джеймс с философским видом, – лишь красота вечна. И честь. Королевское достоинство тем более. Кто оскорбляет их, плюет в вечность.
Барбара Палмер: Это было смешно, и Барбара рассмеялась. Ответом ей стал смех из зала и аплодисменты. Что ж, можно с успехом считать, что леди Кастлмейн первой оценила остроту из пьески. - Слишком много вечности, - озорно шепнула она Монмуту и отвела рукой в перчатке темную прядь с его щеки. - Впрочем, расскажите мне еще про королевское достоинство. Обожаю слушать о нем.
Джеймс Монмут: Джеймс замер от мимолетной ласки и улыбнулся: – Всегда рад служить прекрасной даме. Вечно, – негромко проговорил он. Влияние влиянием, но Барбара Кастлмейн была еще и роскошнейшим цветком Уайтхолла, а герцог Монмут обладал превосходным зрением и обонянием. Однако обещанная, но не рассказанная история также оскорбляет… если не вечность, то хотя бы текущий миг, и герцог приступил: – Вы правы, миледи, на самом деле все довольно глупо, и вам решать, кто из нас глупее: я , Ричмонд или же мы оба… Но когда при тебе порочат твоего отца, трудно сдержаться, – Джеймс покаянно опустил голову. – Я и не сдержался. И герцог Монмут, избирательно излагая факты, поведал графине Кастлмейн о своем столкновении с милордом Ричмондом. Френсис и Фэнси полностью остались за рамками повествования, а в центр сцены был выведен Ричмонд с возмутительными измышлениями и речами в адрес королевской фамилии.
Барбара Палмер: Сколько знала Барбара, королевский кузен был нюня и рохля. Вспоминая розовые щеки и рыжеватую шевелюру герцога, графиня находила, что тот куда больше похож на поросенка, нежели на дерзкого бунтовщика, коим его живописал Монмут. Ричмонд со своим допотопным благородством - не более чем комический воздыхатель. Последнее соображение навело графиню на мысль, которую леди Кастлмейн не стала озвучивать до поры до времени. Успеется. Она покивала Джеймсу. - Таким образом, вы, милорд, оказались на перепутье между честью и жизнью. И не стали думать ни минуты, - торжественно заключила Барбара, полагая, что как раз последним королевский отпрыск должен особенно гордиться.
Джеймс Монмут: Джеймс скромно потупился. – Именно так. И кто знает, возможно, сегодня мой последний вечер среди всего этого великолепия, – трагически прошептал герцог Монмут. На мгновение закралось сомнение, не переигрывает ли, но леди Кастлмейн смотрела так участливо (по крайней мере, не смеялась, и то хорошо). – Но тем больше причин веселиться сегодня, миледи, – беспечно тряхнул головой Джеймс. – И я намерен веселиться, а завтра будь что будет. Пусть ранение, пусть ссылка в пасть голландцам, сегодня мне все равно. Монмут широко улыбнулся, показывая, что доверяет своей удаче. Тем более что герцог прилагал некоторые усилия, чтобы неведомое пока «завтра» было к нему не слишком строго.
Барбара Палмер: В сущности, настроения юнца были близки графине. Во-первых, у нее и самой были планы на веселую ночь; во-вторых, невнимание Карла - три дня! - раздражало ее до безумия. В особенности когда на ушах сатира появлялся этот семейный нимб. Разумеется, леди Кастлмейн не собиралась, в отличие от неразумного дитяти Монмута, жертвовать и долей своего удобства или власти. Она поглядела на Карла и отвернулась от герцога к сцене, заодно давая Джеймсу возможность оценить свой безукоризненный профиль. - И мне веселье больше по нраву, чем хандра. Не сочтите за бессердечие, милорд, - чуть улыбнулась фаворитка.
Джеймс Монмут: Монмут еще раз сверкнул белозубой улыбкой и поцеловал затянутую в перчатку ручку. – Я сочту это за мудрость, миледи, – заверил он леди Барбару. – Но умоляю держать в тайне мой секрет. В соответствии со произнесенными словами Джеймс устремил молящий и наивный взгляд на графиню Кастлмейн. Впрочем, на сдержанность графини он ничуть не рассчитывал. Напротив, герцог цинично полагал, что завтра к вечеру его версию событий будет знать весь Уайтхолл.
Барбара Палмер: - Непременно, - нежно уверила его леди Кастлмейн. - Никто не узнает ни слова, можете быть покойны. Барбара внутреннне усмехнулась черному юморку собственных слов. Чего Джеймс, быть может, не осознавал, так это того, что графиня давно ничего не делала даром. Разве что, она готова великодушно исполнить его просьбу, по-дружески. Для более глубокого понимания нужны более весомые основания. К чести леди Кастлмейн, эти основания она была готова предоставить. Барбара чуть задержала руку герцога в своей. - Одиночество - угрюмый собеседник. Составьте мне компанию после спектакля, коль скоро ваш вечно веселый напарник попался в сети сирены.
Джеймс Монмут: Джеймс с опасением взглянул на безмятежно улыбающуюся миледи Кастлмейн. Глаза ее под полуприкрытыми тяжелыми веками были непроницаемы, губы чуть насмешливо приоткрыты. Фраза прозвучала как приглашение вполне определенного рода, но с капризной леди Барбарой джентльмену можно было с легкостью попасть впросак, принимая желаемое за действительное. Несмотря на бахвальство, герцог Монмут не был еще настолько самонадеян, чтобы пойти на приступ крепости без недвусмысленного поощрения. Компания после спектакля вполне могла означать просто компанию после спектакля. – Почту за честь и удовольствие, миледи, – послушно отозвался герцог. А что мог еще сказать в таких обстоятельствах юный джентльмен, дабы не прослыть невежей и глупцом?
Барбара Палмер: Больше, нежели по словам, графиня почувствовала нерешительность юноши по тому, как тот не ответил на ее легкое пожатие. Леди Кастлмейн отняла руку и закрыла веер. Этот жест неизменно сопровождал большие и маленькие разочарования Барбары. Он помогал графине, не склонной к долгим сентиментальным размышлениям, быстро сменить тон и тактику. - Однако, милорд, если у вас есть другие дела, то мне было бы грешно вас неволить при таких обстоятельствах, - очень серьезно промолвила Барбара. - Но если веселиться, так уж до утра...
Джеймс Монмут: Перемена темы и тона беседы внушили Джеймсу еще большую неуверенность в намерениях миледи Кастлмейн. В задумчивости опустив подбородок в пену кружевного жабо, герцог взвешивал «за» и «против», но задача мгновенному решению не поддавалась из-за малого количества данных и жизненного опыта. Вернее, опыт общения с прекрасным полом Монмуту как раз мешал, уверяя, что поведение и слова леди не значат ничего, но инстинкт коварно нашептывал обратное. Посему милорд Монмут ограничился нейтральным замечанием в тон леди Барбаре: – Дело, которое я не могу отложить, назначено на завтра. До утра следующего дня я совершенно свободен, и вы можете полностью располагать мною. Замечание сопровождала не менее нейтральная улыбка, которая могла быть истолкована любым удобным для собеседника образом или же вовсе никак.
Барбара Палмер: Леди Кастлмейн истолковала ее очень просто - как оскорбление. Мальчишка смеет одаривать ее своим временем, будто снисходя до королевской любовницы. Барбара уже выросла из того возраста, когда лепечут и задыхаются от возмущения, и пришла непосредственно в ярость. В ее голове мгновенно пронеслись несколько комбинаций, итог которым был один - скоропостижная смерть монаршего первенца. В первую очередь Барбара мстительно подумала о том, что мямля Ричмонд, как говорят, с оружием обращается довольно ловко. Да он и старше Монмута. А что это наглец говорил про войну?.. Голландская армия вдруг показалась графине станом союзников. Отправить его туда было проще простого, благо он сам просветил Барбару на счет дуэли. Карл и так едва ли одобрял праздность своего бастарда... Наконец, окончательно отвлекшись на мысли о крови и саване, графиня ничего не ответила герцогу Монмуту.
Джеймс Монмут: Под взглядом леди Барбары Джеймс окончательно смешался: по неизвестной ему причине настроение миледи резко испортилось, и теперь она пребывала в самом дурном расположении духа. Монмут попытался сгладить возникшую было неловкость. Наклонившись в своем кресле чуть ближе к графине Кастлмейн, он серьезно и без улыбки произнес: – Однако я вижу, что невольно опечалил вас, миледи. Это не входило в мои намерения, поверьте. Чем я могу искупить свою вину? Вам стоит только приказать, я в вашей власти, – с мальчишеским жаром добавил Джеймс, опрометчиво ступая на тот путь, о котором минуту назад поостерегся даже думать.
Барбара Палмер: Барбара отстранилась от герцога, терзаемая противоречивыми желаниями. Ей все еще хотелось ударить его (об убийстве леди Кастлмейн уже не думала), но хотелось и поверить, что юнец просто не понял ее. Вера в такого рода неискушенность давалась Барбаре не легче, чем Карлу при встрече с девицей Бересфорд. Однако графиня оставила попытки испепелить Джеймса взглядом и откинулась в кресле, размышляя. В конце концов на ее губах появилась улыбка. - Забудьте. Его Величество считает, что я злоупотребляю властью, если та попадает ко мне в руки. Вы выбьетесь из сил, выполняя мои приказания до утра...Да и мои питомцы вряд ли согласятся делить с вами ложе. Всему двору было известно, что графиня решительно не в состоянии засыпать одна - как только не зубоскалили по этому поводу. Да и сама Барбара, если до нее доходили сплетни о собственных любовных похождениях, пожимала плечами и говорила, что отчего-то ее любовников никто никогда не видел. Не иначе, собаки сгрызли.
Карл II: Карл одинаково рассеянно прислушивался как к беседе супруги с мисс Бересфорд, так и к разговору Барбары и Джеймса. Пока на сцене перебрасывались репликами Шеллоу, Слендер, Эванс и Пейдж с Фальстафом, король больше внимания уделял происходящему в партере, но появление Анны Пейдж в исполнении свеженькой и прехорошенькой актрисы вернуло Карлу интерес к пьесе. Теперь же на подмостках снова были мужчины, и он вернулся к диалогу между королевой и простодушной деревенской девицей. -Я не могу пока с уверенностью ответить, - посетовала мисс Бересфорд, - здесь все так... необычно. -Вы скоро привыкнете, - заверил ее Карл. - Ее Величство тоже поначалу находила Лондон местом странным и чуждым, но сейчас он стал близок ее сердцу. Не так ли? - улыбнулся он жене.
Екатерина: - Гораздо ближе, чем вначале, - улыбнулась ему в ответ Екатерина. - Узнавая что-либо лучше, мы привыкаем к этому и начинаем больше понимать. Даже погоду здесь можно счесть чудесной, когда ее не омрачает дурное настроение. А юным особам вроде вас, мисс Бересфорд, оно ни к чему. Проявляйте расположение к людям и заводите знакомства, только помните о вреде излишнего доверия. Вас, безусловно, сочтут наивной и глупенькой... прошу, не обижайтесь, - добавила она, увидев, как поникла голова девушки, - вы можете умело использовать это, только не вживайтесь в роль.
Карл II: Карл чуть приподнял бровь - если бы он хоть на йоту был менее уверен в искренности и добродетельности своей королевы, то подобная тирада заставила бы его серьезно задуматься, не играет ли роль простушки сама Екатерина. В любом случае, он не ожидал, что королева хотя бы таким образом изментит своей обычной сдержанности, а поэтому заметил вслух: -Ее Величество, кажется, куда глубже и основательнее изучила нравы английского двора, чем я мог предполагать.
Екатерина: - Благодарю за похвалу, Ваше Величество, - склонила украшенную замысловатой прической голову Екатерина. Присутствие графини Кастлмейн все же не давало ее настроению быть безоблачным, а миру театральному на время стать важнее мира реального. Но Карл дал понять, что развивать тему не следует, и она, вновь уйдя в себя, перевела взгляд на сцену.
Джеймс Монмут: Упоминание о Его Величестве в столь свойском и легкомысленном тоне неприятно напомнило герцогу о тесной дружбе, существовавшей между миледи Кастлмейн и его родителем, брошенное же вскользь замечание о ложе, которое ему придется разделить, и вовсе лишило его дара речи. На мгновение Джеймс даже усомнился, верно ли он расслышал – женщине не пристало быть настолько откровенной – подобную открытость намерений Монмут встречал ранее лишь в общении с дамами определенного круга и сорта. Но те зарабатывали себе на пропитание древним ремеслом, предлагая себя любому желающему, Джеймс же сейчас сам чувствовал себя неким экзотическим блюдом, поданным к столу разборчивого гурмана. Ощущение было новым, и герцог Монмут еще не решил, нравится оно ему или нет, однако никто и никогда не отказывал графине Кастлмейн. Во всяком случае, Джеймс ничего об этом не слышал и не хотел быть первым джентльменом, стяжавшим себе славу подобным образом. Стряхнув с себя оторопь и мысли об отце, герцог Монмут беззастенчиво завладел рукой миледи, запечатлев на ней чуть более жаркий поцелуй, нежели диктуемый этикетом: – Не вы ли доверили мне одну из собачек не далее чем сего дня? – мягко напомнил он. – Не хочу хвалиться, но через час мне вполне удалось поладить с ней. Вам не стоит тревожиться о таких пустяках, – многозначительно добавил Джеймс с блеском в темных глазах.
Барбара Палмер: Барбара позволила себе еле слышный вздох, который мог означать сомнения, неуверенность или просто лирическое настроение. Она слегка отвела руку от губ герцога - чересчур мягким жестом, вовсе не предназначенным для того, чтобы совсем отнять ладонь. - И верно. Вы умеете быстро преуспеть, милорд, - вернулась она к шутливому и слегка двусмысленному тону. Внутренне леди Кастлмейн еще не совсем простила обиду, но успокоенное самолюбие было значительным к тому шагом. Строго говоря, Монмут оказался не виноват ни в чем конкретном, но такие подробности не волновали графиню, которая умела прощать свои ошибки. Главное было в том, что Барбара не собиралась бросать удачно начатое дело.
Джеймс Монмут: Джеймс самодовольно усмехнулся и прогнал подальше назойливые воспоминания о Френсис. Это сейчас совсем некстати. Вновь вдохнув пьянящий запах духов миледи Кастлмейн, герцог Монмут вполголоса проговорил, окончательно отринув все опасения и сомнения: – Вы весьма проницательны, миледи. Фортуна благоволит к смелым, а она тоже женщина. Внимание фаворитки значительно льстило самолюбию Монмута и кружило голову, и без того по-юношески легкомысленную, и Джеймс ринулся навстречу новому приключению, как всегда, не затрудняя себя обдумыванием последствий. "Новый каприз графини Кастлмейн"[/smal]
Карл II: Поскольку королева увлеклась, наконец, комедией, а девица Бересфорд без ее поддержки оробела и тоже притихла, Карл смог больше внимания уделить не только спектаклю, но и происходящему у него за спиной. Король слишком мало верил в человеческую благодарность, чтобы ожидать вознаграждения за свои добрые дела, и с каким-то мрачным удовольствием слушал, как Барбара флиртует с Джеймсом, а тот развесил уши, как... как чертов спаниэль! В том, что мальчику было лестно внимание со стороны великолепной миледи Кастлмейн, не было ничего удивительного, да и потом, Джейми был очарователен, но глуповат, но уж Барбара знала, что делает. Это возмутило Карла до глубины души. Неужели его полагают настолько бесхребетным? Что же, если миссис Палмер забыла свое подлинное место, придется напомнить, что такое уважение если не к сюзерену, то хотя бы к мужчине, как то заповедано в Священном Писании. "Да убоится!.." Эпизод завершен
полная версия страницы